унесло буквально в полсекунды на почтительное расстояние, и подумал, что явно у селянки есть чуйка. От таких ебанутых надо подальше держаться, а то не заметишь, как перо в бок словишь. Или, как в этой ситуации, палкой по башке.
Моль, между тем, осмотрев свою боевую девку, которая приплясывала с палкой на лавке, лишний раз подтверждая, что яблоко от яблони и от осинки не апельсинки, развернулась и прищурилась удивленно на его тачку.
И-и-и… Горелый понял, что наступил его выход!
И ох, как он вышел…
Охуительно!
Эта часть спектакля получилась нереально крутой, именно такой, как он себе и представлял в камере, как режиссировал!
И выражение физиономии моли, ставшее еще более бледным, когда узнала его, поняла, по чью душу прибыл, было бесценным!
Сколько кайфа, это же охереть…
Горелый настолько воодушевился, настолько ему понравилась реакция сучки, тоже именно такая, как он представлял, что захотелось чуть-чуть форсировать события.
Например, поговорить.
Ну, а почему бы нет?
Конечно, по плану разговор у него был не сразу, а встрече на третьей-четвертой примерно, когда тварь накрутит себя по полной, до конца поймет, как она попала, и в каком ужасе она теперь будет жить…
Но она так вкусно убегала в дом, испуганно молотя пятками по пыльной земле, так клево выглядывала из окна, такие глаза у нее были здоровенные, словно у дурной гусеницы из старого, еще времен его, Горелого, детства мульта, что хотелось продлить себе этот кайф.
В конец концов, он заслужил! Он столько ждал!
Горелый, сполна насладившись первоначальным испугом своей жертвы, отогнал подальше тачку и вернулся.
Легко перемахнул через хлипкий забор и устроился у небольшого сарайчика, по виду – какой-то хоз постройки.
И принялся ждать, положившись на свою чуйку. Конечно, сучка сейчас вполне способна вызвать полицию, но это утопия. Кто сюда поедет? И, главное, за сколько доедет?
Смешно.
К тому же, он не собирался ничего такого делать. Только поговорить, напугать, может, рассказать, что ее ждет, неминуемо ждет…
И все шло по плану…
Верней, нет.
Не по плану.
Потому что моль вблизи оказалась совсем не молью. Конечно, до шикарной стервы, с наслаждением закопавшей его в зале суда, нынешней дряни было далеко, но почему-то ее близость взволновала Горелого. И совсем не так, как предполагалось.
Сучка стояла напротив, сжав кулаки, запрокинув подбородок, сжимала губы и не отводила взгляда. И Горелый чуток потерялся. Мало кто мог его взгляд выдерживать, особенно в такие моменты. А она держала. И даже, мать ее, давила в ответ! Дрянь бесстрашная!
От ее встрепанной макушки пахло яблоками, летними, сладкими, одуряющими, а хрупкие ключицы в вырезе майки смотрелись завораживающе. Горелый не мог взгляда отвести от них. Он отрабатывал программу, говорил всякую пугающую хуйню, которую репетировал столько
