от духоты и вони мне становится дурно. Детей в этом свинарнике не было. Хозяйка обнаружилась на кухне.
Постаравшись не коснуться одеждой ни загаженного стола, ни заваленной посудой плиты, я обошёл кухню и открыл холодильник, от брезгливости взявшись за ручку платком. Внутри ждала тёплая темнота, пара банок с соленьями (наверняка содержавшими ботулизм) и покрытая потёками, обугленная суповая кастрюля с поднявшейся над ней пышной шапкой плесени. Никакого детского питания или молочных смесей. Я обернулся к женщине, безучастно сидевшей за столом в ночнушке, подперев руками голову.
Перед ней стояла водочная бутылка, заткнутая бумажной пробкой, на дне ещё плескалась пара сантиметров жидкости. На столе была разложена нехитрая закуска, а прорехи в ночнушке открывали вид столь малоаппетитной плоти, что польститься на неё мог бы, пожалуй, только изголодавшийся волк долгой зимней ночью. Моё появление в кухне осталось без внимания.
– Гражданка, вас как зовут?
Бесполезно. Словно кричишь в трубу водостока. Мутные, маслянистые глаза не порождали взгляда, как не давала света заросшая пылью лампочка под закопчённым потолком. Я протянул руку и пощёлкал перед её лицом пальцами в попытке привлечь внимание.
– Светлана Николаевна, вы с нами?
– М-хм. О-мо.
– Светлана Николаевна, у вас есть дети?
– А? – плоские зеркала души сфокусировались на мне, отчего по загривку пробежал холодок. Некстати вспомнилась мать. – Ты чего тут? Кто таков?
– Дети есть у вас, спрашиваю?
– А-а… Крсавчик, зчем дети, – женщина зашевелилась, изображая великосветскую истому, ночнушка упала с полного ноздреватого плеча. – Хчешь, я сама тебя приголу-ублю? Водки принесёшь только, да? Для дам-мы.
Разговаривать здесь было не с кем.
– Простите за беспокойство, – бросил я через плечо, направляясь к выходу.
Вонь убивала. Приглушённая классическая музыка из невидимого радио буравила мозг – предельно неподходящий к здешней обстановке аккомпанемент. Я застыл в дверях кухни, приколотый этой мыслью, как насекомое булавкой.
– А где бабушка?
– Хто?
– Слышь, валил бы ты отсюда, а, начальник? Давай расход по-хорошему.
– Рот закрой. Ваша мать где? Владелица квартиры?
– А, да отдыхает, – махнула рукой женщина. – У себя там. У ней это, ноги не ходят, вот и сидит…
– Да чё ты городишь! Нет тут никого, начальник, ты сам всё видел! Светка до чертей допила… э, куда?
Но я уже шёл обратно по коридору на звуки симфонической музыки. Шкаф, какие-то ящики, вешалка, погребённая под свалявшимися в неделимый ком вещами, перевёрнутая полка для обуви, ряды аптечных склянок… вот оно. Тяжеленное советское трюмо, в котором уцелело только одно зеркало, было неплотно придвинуто к стене. Я оттащил его в сторону,
