не глядя на гостей, что в кабинете лежат письма. С час как принесли.
Он сделал жест, который означал не то: «сами видите, дела», не то: «делайте, что хотите», – и пошел в среднюю комнату.
Действительно, были письма – четыре, пять или больше. Длинная розовая записка с лиловым сургучом, от Кати:
«Милый друг. Я залилась горькими слезами сразу после вчерашнего спектакля. Знайте, что такое обращение с женщиной ужасно! Я не хочу совсем вас более видеть! И если б вы захотели ко мне заехать, все равно вам не удастся, потому что я занята с 11 до 2 каждый день беспрестанно, а с семи уже в театре. Итак, прощайте! Навсегда! Вы ужасный, ужасный человек!!
Е. Т.»
Грибоедов расхохотался! Какая таинственность! какой ужас! младшие классы театральной школы!
Он посмотрел на розовую записку с разломанным сургучом и положил на стол. С двух до семи каждый день беспрестанно было вполне достаточно времени.
Потом ему показалось, что он ив самом деле боится встретиться с Катей. Женщины слишком долго оставались молодыми, время их не касалось; ему было заранее скучно. Он решил, что будет держать себя с Катей чрезвычайно почтительно и подурачит ее. Эта мысль ему очень понравилась.
Длинное письмо от Леночки было написано по-немецки. Она тоже с ним прощалась и тоже плакала. Грибоедову было жалко Леночку. Он сунул письмо в карман. Леночка расплачивалась за других, она кого-то напоминала Грибоедову, чуть ли не мадонну Мурильо из Эрмитажа?
И взглянул на третью печать.
Третья печать была персидская, письмо было в неуклюжем конверте, и надпись, с затейливыми росчерками, была:
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
РУССКОМУ СЕКРЕТАРЮ
ГОСПОДИНУ
АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ
ГРИБОЕДОВУ
Русский секретарь нахмурился и сорвал печать. – Это письмо кто принес? – спросил он у Сашки.
– Доктор оставили.
– Какой доктор?
– Английский, – важно отвечал Сашка.
– Так вот, – медленно сказал Грибоедов, – если ты напредки будешь принимать от этого английского доктора письма или еще что-нибудь, так будет тебе напрегай. Понял теперь?
– Вгладь ничего-с, – равнодушно ответил Сашка.
– И дурак, – посмотрел на него с огорчением Грибоедов, – дурень!
«Милостивый государь!
Ваше превосходительство!
Дочитайте это письмо, потому что в конце я даю важное предупреждение.
Родина моя, в которой я родился, есть Россия. В этой самой родине я получил при покойной императрице тысячу палок да вдругорядь при его величестве императоре Павле 2500 шпицрутенов, по приключившейся отлучке из чина вахмистра Нижегородского драгунского полка, каким состоял до 1801 года.
Ваше превосходительство! Рубцы ношу до сей поры на теле, хотя мои годы теперь не молодые! Прошу вас, милостивый государь мой, теперь сообразите,
