и бросил бы перепуганного Вайца на произвол судьбы. Была и еще одна причина, в которой я еще боялся признаться себе: мне трудно было расстаться с красотой Розалин… Словом, я решил остаться. Вайц, которому велели проводить меня в любую из пустующих комнат, отвел меня в овальную залу рядом со своей каморкой.
– Сегодня полнолуние! – бормотал он, как безумный – Полнолуние! Сегодня опять придет привидение!
– Какое привидение? – спросил я его.
Вайц кое-как объяснил мне, что привидение появляется, когда сильно разыгрывается ураган. Я кое-что стал понимать. Такие штуки встречал я в Берберии. Желая успокоить Вайца, я прошел в его комнату и принялся простукивать стены.
– Что вы делаете? – изумился Вайц.
– Сейчас поймешь! – отвечал я.
Вскоре стена загудела по-иному, и я понял, что в ней есть пустота. Я попросил у Вайца кирку и, когда он мне подал ее, проломил стену. Все было так, как я и думал: в стену был замурован кувшин.
– Ты, Вайц – сказал я, смеясь – Поселился в комнате для нелюбимых гостей! На востоке такие есть в каждом замке! Когда свищет ветер, стена отзывается звуком, неслышным для уха, но слышным для души!
Вайц уселся на кровать и вдруг разразился сумасшедшим хохотом; я просил его не бояться больше ничего и удалился в свои когда-то роскошные, а ныне грязные и сырые покои. Две высокие, узкие, стрельчатые окна-бойницы цедили лунный свет. Выглянув в одну из них, я увидел огромную кровавую луну, круглую, будто щит сельджука. Я подумал, что раз в замке имеются берберийские шутки, то и вести себя нужно, как в Берберии. Не ложась на постель с высоким пологом, я пристроился в углу, окружив себя шерстяной нитью. Так в святой земле спасаются от нечистых насекомых. После того, что я совершил, можно было спокойно затушить свечу и уснуть. Это я и сделал. Усталое тело само провалилось в темную бездну сна.
Но спать пришлось недолго: прямо под моими окнами залаяли гиены. Я поднял голову и ущипнул себя: уж не сон ли это – гиены в самом сердце Германии?! Словно не желая дать мне ответ на этот вопрос, гиены умолкли. Вновь зависла непробиваемая завеса темноты и тишины. В покое было душно, несмотря на распахнутое окно.
Не спалось Я с горечью подумал, что приближающаяся старость делает меня пугливым и мнительным. Однако раздавшийся звук заставил меня отвлечься от раздумий. Звук был тих, но он пронизал собою всю пелену пространства. Казалось, что кто-то трет костью о кость. Звук исходил отовсюду сразу и ниоткуда точно. Звук приближался ко мне. Я рассердился не на шутку, вскочил и взмахнул секирой.
– Кто бы вы ни были! – бросил я во тьму – Я снесу вам головы!
Но звук не прекратился и не сменил направления. Я зажег огарок моей свечи и вздрогнул от омерзения: шурша друг об друга хитиновыми панцирями, по покою перемещались скопища сколопендр и скорпионов. Они спускались сверху, по пологу на ложе и оттуда ползли дальше. Они преодолевали любые препятствия, и лишь шерстяной нити
