Хотите, берите натурой, землёй, то есть, не хотите, полезными ископаемыми, когда найдёте. А я отберу, либо сломаю, либо сожгу. Гиена на сене, вот кто я теперь, или жадный хохол, что ни сьим, то понадкусываю. Но, не бегут ко мне, не бегут.
Сегодня разговаривал с двумя проходимцами, русско-еврейской национальности. Оба уверяли меня в своей полезности, говоря мне – «Мы гусские, своих не обманываем!»
– Ну да, ну да! А я смотрю на вас и думаю – бгатья! Бгатья мои меньшие!
Евреи в испуге переглянулись, не зная, что сказать дальше. Я бы тоже, на их месте, малость удивился, услыша от негра такие фразы. Ну, а что вы хотели, это же Африка, а не Россия. Здесь наивность не у всех, как в ней, правда, и условия другие, но это так, частности.
– Что вы от меня хотите, любезные, – совсем не любезно спросил я у них, сморщив кожу на своём черепе, и заставив двигаться свой рваный, небрежно заштопанный, шрам.
После долгой паузы, один из них, представившись Лёней Шнеерзоном, выдал «на гора» целый пласт предложений, подкупающих своей новизной. Предлагал чеканить свою монету, и ввести платёжную систему, для взаимозачетов, на всей моей территории. Ага, пластиковые карточки введём, «Юнион кард» какой-нибудь, из глины и папируса.
– Серебра нет у меня, ни в слитках, ни в шахтах, – отрезал я. В том смысле, что нет серебряных шахт, да и не будет их, насколько я помню.
– Но, я тебе дело найду. И я повёл их к небольшому складу, находившемуся в глиняной хижине, с закрытым дверью входом, возле которой стоял часовой с винтовкой. Войдя туда, я еле вытащил два ящика, со сломанными револьверами, полученными от англичан. Открыв их, поочерёдно, и обведя открывшееся взорам "богатство" рукою, сказал: – Вот тебе задача! Здесь пятьсот штук револьверов, в виде металлолома и запчастей. Соберёшь из них, хотя бы сто пятьдесят, и подберёшь к ним патроны, – и я показал на, куда меньший, ящик, – назначу своим помощником по материальной части. Будешь искать мне, на чём деньги зарабатывать, десять процентов твои, даже двадцать отдам, лишь бы нашёл, на чём зарабатывать.
– А если, начнёшь обманывать, то… Видишь вон тех, – и я показал на мёртвые головы своих личных врагов, – тогда оттуда советы мне будешь давать, по ночам, ха, ха, ха. Если что, то я мёртвых не боюсь, в отличие от живых. Уяснил?
Лёня кивнул. По его лицу, невозможно было понять, то ли он обрадовался, то ли огорчился, но за дело он взялся сразу же, став вытаскивать из ящика ржавые револьверы, и перебирать их.
– Ну а ты кто, юноша еврейский, с взором томным и горящим, аки фонарь во тьме африканской?
Фима поперхнулся словами, но, справившись с собою, и отдернув старый, вонючий от пота и болотной грязи, лапсердак, произнёс: – Ефим Сосновский, финансист, – и, подумав, добавил, – бывший. В бегах я… за растрату, и игру на бирже!
Он и сам не ожидал от себя такого признания, перед каким-то негром, прекрасно говорившим на русском. Но, с необычным акцентом, и употреблявшим незнакомые слова, трудные для восприятия,
