меня с таким любопытством, словно перед ним неведомое миру насекомое. Отряд синечелочных.
– Кажется, у тебя пар сейчас из ушей повалит.
И это действительно так.
– Ладно, если ты почему-то не хочешь говорить, не говори. Будем считать, что мы квиты. Ты никому не сказала, что Егор тебя достает. А я не стану тебя мучить вопросами. Раз уж это такая проблема. Подозреваю, это что-то, связанное с вашими девчачьими штучками? Если так, то не хочу даже знать. Бр-р-р.
– Вы с Егором… как бы друзья?
Я ни разу не видела их вместе. Ладно Оксана, но Егор… Они с Андреем противоположны во всем.
– Как бы, – скривившись, отвечает Андрей. – Но вообще, скорее, нет.
Он отталкивается от ступенек и, кажется, собирается встать. Мне почему-то не хочется, чтобы он уходил, и я выпаливаю первое, что приходит в голову:
– Ты почему не в столовой?
Андрей смотрит на меня слегка удивленно:
– Не научился пока есть левой рукой. Выгляжу как цирковая горилла.
– А почему ты… Ой!
На меня обрушивается внезапное осознание собственной тупости. Вот же дура! Как я могла забыть, что он повредил руку? Из-за меня! Даже сейчас из-под рукава его куртки торчит белый бинт. Я стискиваю свои запястья и наклоняю голову почти к самым коленям. Лицо, уши и даже шея просто горят от стыда.
Андрей легонько толкает меня в плечо.
– Не делай этого.
– Не делать чего?
– Не закрывайся.
Я поднимаю голову и смотрю на него. А он на меня. Ветер легонько перебирает наши волосы и пушистую оторочку капюшона на его куртке. Тени облаков скользят по лицам. И сколько я ни ищу, так и не могу найти в его глазах сарказм или издевку. Кажется… кажется, он говорит со мной искренне. На такое можно ответить только одним – взаимностью.
– Почему ты…
Андрей рассеянно дергает пальцами нижнюю губу. Кажется, такая у него привычка.
– …Помог? Ну, я в каком-то смысле был на твоем месте. Кодекс изгоев, и все такое.
– Ты?
– А что тебя удивляет? Я же человек. В начальной школе надо мной тоже издевались. Из-за… потому что… словом, это неважно. Сейчас по-другому, конечно, но такое не забывается. Ты тогда в другом классе училась, да?
Я едва заметно киваю и опускаю взгляд на его руку. Бинт такой белый… Словно пена прибоя.
– Извини. За руку. Прости, я правда…
– А, ерунда, – отмахивается Андрей здоровой рукой. – Это ведь не перелом. Просто растяжение. Отец даже не удосужился взглянуть на него, просто отправил к травматологу. И на уроках можно бездельничать, и дома. Знаешь, это здорово спасает, если я не хочу с кем-то тусить или что-то делать. Они такие: «Эй, пошли к нам». Или: «Андрей, отнеси тетради в учительскую», а я просто многозначительно приподнимаю забинтованную руку и трясу ею в воздухе. У всех сразу такое лицо: «О, чувак, прости, понимаем». И все, я свободен.
Я слабо улыбаюсь,
