возвышаться пока еще неясные очертания снежных гор. Горы эти звались Астернотовскими. Некогда они выросли из пустошей за десятилетия, были остры и молоды, а оттого пользовались дурной славой, как порождения демонической воли. Поговаривали, в этих краях люди почти не живут, а те, что живут, поклоняются не единому Ямесу, а небу и небесным тварям: гарпиям и торуффам. Можно ли ждать хорошего от таких людей?
Но Филипп упрямо продолжал скакать в направлении хребтов, заставляя всех гадать, зачем ему понадобились эти страшные безлюдные земли? Разве не должен он явиться в замок к сюзерену Летэ фон де Форанциссу?
В одну из ночей, когда лагерь без знамен разбили в чистом поле, около замерзшей речки, чтобы наскоро отдохнуть, Филипп сидел у костра. Его руки ремонтировали поизносившуюся уздечку. Огонь от трещавшего искрами костра выхватывал из мрака его худое, старое лицо. По своему обыкновению, граф казался ко всему равнодушным, как камень, однако резкие движения рук, натягивающие щечный ремень, ясно выдавали затаенное напряжение. Чуть погодя он приостановил работу, вслушался в окружающие равнины. Тихо сыпал снег. Где-то далеко раздалось недолгое уханье совы, которая бесшумно перелетала с одного редкого деревца на другое. Для графа ее полет был совсем не бесшумным, и он пытался понять: охотится ли эта сова за затаившейся под снегом мышью, или причина ее кружения подле них совсем иная?
Мариэльд тоже слушала ночь. Она лежала у костра на подстеленных под ее безвольное тело одеялах. Голубой наряд из дорогого арзамаса, расписанный олеандрами, за долгий путь потемнел от грязи, крови и пыли. Доселе белые как снег косы растрепались и посерели.
– Меня ищут, – заметила она.
– Пусть ищут, – отозвался холодно Филипп.
– И ведь найдут, – улыбнулась она. – Мой брат скор на расправу. Он не спустит тебе это с рук, как не спустит и младший из моих братьев, который, пока ты здесь, развернет по весне свои войска, проведет их через Стоохс и захватит твои земли и Офурт. Но ты продолжаешь упрямо следовать своей бессмысленной затее, которая приведет к смерти.
Граф смолчал. Тогда Мариэльд продолжила, повернув к нему лицо, ибо телом она повелевать не могла. Голос ее был мягким-премягким, как пух.
– Ты полагаешь, что пути назад нет…
– Тут соглашусь, – отрезал Филипп.
– Но я могу уговорить моих братьев быть милосердными.
– Меньше всего я нуждаюсь в милосердии. Другое дело, что нужно вам от деревенских мальчишек, Уильяма и Генри?
– Юлиана… – невозмутимо поправила графиня.
– Уильяма, – столь невозмутимо поправил Филипп. – Раньше мы списывали пропажу других старейшин на злой рок или противодействие клана Теух. Но выходит, это ваших рук дело? А Коа Шанрис, которого до сих пор разыскивает граф Джамед Мор, тоже пропал вашими усилиями? Сколько еще пало наших?
– Достаточно.
– Зачем?
– Часто ли боги снисходят к тому, чтобы
