работал с Линчем и в «Диких сердцем», и в клипе «Индустриальной симфонии № 1».
«Вопрос для Билла и Бальтазара – какого типа женоненавистник Фред [-дефис-Пит]? Тот женоненавистник, который идет на свидание, трахается и никогда больше не звонит, или тот+, который идет на свидание, трахается и потом убивает? И реальный вопрос исследования: сильно ли эти типы отличаются?»
Если вспомнить все вопиющие моральные манипуляции, от которых мы страдаем в руках большинства современных режиссеров[52], вас будет легче убедить, что клинически отстраненный стиль Линча в чем-то не только освежающий, но и искупительный. Не то чтобы фильмы Линча каким-то образом «выше» манипулятивности; скорее она ему будто неинтересна. Фильмы Линча – об образах и историях в его голове, которые он хочет перенести вовне, в сложную реальность. (В одном из самых красноречивых интервью о создании «Головы-ластика» он упоминает «восторг, который почувствовал, когда стоял в декорациях квартиры мистера и миссис Х и осознавал: то, что представлялось в голове, в точности воссоздано в реальности».)
Уже говорилось, что Линч привносит в свое творчество менталитет гениального ребенка, погруженного в мелкие подробности своих фантазий. У этого подхода есть свои недостатки: его фильмы не отличаются особой сложностью или интеллектуальностью; проводится минимальный отсев нерабочих идей, планка качества занижена; успех случаен. Вдобавок они, как и увлеченный фантазиями ребенок, настолько погружены в себя, что в принципе становятся солипсическими. Отсюда их холодность[53].
Но отчасти их инволюция и холодность происходят из того, что Дэвид Линч, кажется, действительно обладает способностью отстраняться от реакции зрителя, о чем большинство творцов только говорят: он делает почти все что хочет, и, похоже, ему вполне насрать, понимаете вы или нет. Он предан – яростно, страстно и почти целиком – только себе самому.
Я не говорю, что подобное поведение целиком и полностью хорошее и что Линч – какой-то образец принципиальности. Его страстное увлечение собой – освежающе детское, но я заметил, что редкие люди по-настоящему дружат с маленькими детьми. А что до безмятежного отстранения от реакции людей – я заметил, что, хотя не могу не уважать и даже завидую моральной смелости людей, которым поистине все равно, что о них думают другие, все-таки вблизи подобных людей я всегда нервничаю и потому предпочитаю восхищаться ими издали. Но (опять же) с другой стороны, надо признать, что в нашу эпоху голливудских фильмов с «моралью», показов с фокус-группами и гибельного нильсенизма[54] – в эпоху Кино по Референдуму, где мы голосуем развлекательным долларом за зрелищные спецэффекты, чтобы хоть
Совершенно произвольные примеры:) Вспомните, как шарили по нашему сознанию, словно первокурсник под лифчиком одногруппницы, «Миссисипи в огне» Паркера, или грубый, самодовольный переворот уравнения старых вестернов «Белый = Хороший & Индеец = Плохой» в «Танцующем с волками». Или вспомните фильмы вроде «Рокового влечения», «Незаконного вторжения», «Крепких орешков 1–3», «Имитатора» и т. д., где так напористо поощряют кровавую кару злодея в кульминации, что впору облачиться в тогу. (Формульная неумолимость поражения злодея придает кульминации странно смягчающее, ритуальное качество и в каком-то смысле делает злодеев мучениками – жертвами нашей жажды черно-белой морали и комфортного судейства… По-моему, именно во время первого «Крепкого орешка» я впервые сознательно болел за злодея.
Солипсизм не то чтобы самый пышущий теплом очаг среди психофилософских направлений.
Имеются в виду телерейтинги Нильсена – система количественного измерения аудитории, позволяющая вычислять наиболее популярные шоу.
