того, что специалисты в области голливудского психического здоровья называют «расстройством Тарантино», – устойчивого заблуждения, будто если ты хороший режиссер, то, следовательно, ты и хороший актер. В 1988-м Линч снимался с миссис Изабеллой Росселлини в «Зелли и я» Тины Рэтборн, и если вы об этом никогда не слышали, то уже сами догадались почему.
Часто говорилось, что поклонники «Кабинета доктора Калигари» обычно художники либо те, кто мыслит и запоминает графически. Это ошибочная концепция.
Так как изначально Линч учился на художника (причем конкретно по направлению абстрактного экспрессионизма), любопытно, что ни один кинокритик или исследователь[61] ни разу не подчеркнул очевидную связь его фильмов с классической экспрессионистской кинотрадицией Вине, Коби, раннего Ланга и т. д. И я говорю о простейшем и самом очевидном определении экспрессионизма, а именно «использование объектов и персонажей не как отдельных образов, но как канал внутренних настроений и впечатлений режиссера».
Разумеется, множество критиков заметили вместе с Кейл, что в фильмах Линча «между тобой и психикой режиссера очень мало искусства… потому что в его фильмах меньше подавления, чем обычно». Они отметили преобладание в творчестве Линча фетишей и идей-фикс, отсутствие общепринятой интроспекции у персонажей (интроспекции, которая в фильме равняется «субъективности»), сексуализацию всего и вся от ампутированной конечности до пояса халата, от черепа до «затычки для сердца»[62], от разделяющегося медальона до разрезанного бревна. Отметили разработку фрейдистских мотивов, граничащих с пародийными клише: то, что предложение Мариэтты Сейлору «трахнуть мамочку» звучит в ванной и приводит к приступу ярости, которая потом переносится на Боба Рэя Лемона; то, что выражение лица матери перед бушующим слоном в фантазии Меррика в открывающей сцене фильма можно принять и за ужас, и за оргазм; то, что Линч структурирует лабиринтовый сюжет «Дюны» так, чтобы выделить «побег» Пола Атрейдиса с «матерью-ведьмой» после «смерти» отца Пола из-за «предательства». Отметили с особым акцентом, что почти самая знаменитая сцена Линча – в «Синем бархате», где Джеффри Бомонт подглядывает через жалюзи шкафа, как Фрэнк Бут насилует Дороти, называя себя «папочкой» и ее «мамочкой» и обещая страшную кару за то, что «ты смотришь на меня», и дышит через необъяснимую маску, неприкрыто похожую на кислородную, через которую, как мы видели, дышит умирающий папа самого Джеффри.
Это все критики отметили, и еще отметили, что, несмотря на очевидность символизма, фильмы Линча приобретают благодаря фрейдистской теме гигантскую психологическую мощь; и все же никто до сих пор не заметил очевидного: все эти очень заметные фрейдистские прогоны мощны, а не нелепы только потому, что применяются экспрессионистски – что среди прочего значит, что они применяются в старомодной, допостмодернистской
Rotha P. The German film // The film till now: a survey of world cinema.Spring Books, 1967.
Даже сходящие с ума по Линчу французские знатоки, у которых в «Кайе дю синема» вышло больше двух десятков эссе на тему его творчества, – французы, видимо, почитают Линча как Бога, хотя тот факт, что они еще почитают за Бога Джерри Льюиса, добавляет здесь ложку дегтя…
См. «кардиоизнасилование» бароном Харконеном мальчика-слуги в первом акте «Дюны».
