было только, как ветер шуршит покрывалами. Фраскита затмила сиянием голубую Деву.
Деревня тотчас почуяла, что эта женщина обретает себя среди завитков белой ткани. Поняла по ее походке, по тому, как она покачивалась, озаренная светом, по свободе и особенной четкости ее движений, что эта плоть полностью себя осознает. И возмутилась, глядя, как она идет, раздвигая свои границы, слыша, как она возвещает о себе, словно барабанный рокот бьется о стены.
Великолепным было полное соответствие платья телу этой юной женщины, внезапно заполнившей пустоту, в которой до того она сжималась.
Одними только взглядами не истребить было это новое, вышедшее на свет существо. Поначалу Фраскита не теряла уверенности, ее будто не задевали ни кружившие около нее взгляды, ни движение толпы, инстинктивно собравшейся, скучившейся, сплотившейся перед ней. Она рассекла толпу, не замедляя шага. Огромная людская масса, разрезанная надвое, молча отползала в стороны, затем, злобно шумя, вновь соединялась у нее за спиной.
Толпа, словно волна, катила следом за ней, словно струя яростно бурлила за кормой.
Она прошла через деревню, поднимаясь и спускаясь по каменным лестницам, загоняя тени в дома, когда платье не могло раскинуться во всю ширь на узких улочках. Ткань растекалась по стенам, разрушая плотины. Камни набухали, будто промокашка.
Это была безудержно хлынувшая на улицы вода. И под лаской белоснежной мягкой ткани солнце дрожало между длинных голых ляжек.
В тени сверкнули несколько блесток. Красотка Лусия не пропускала ни одной свадьбы, она была здесь, только она и радовалась, на все это глядя, ничто от нее не ускользало.
Родителей, шедших следом за невестой к маленькой церкви, постепенно поглотила волна.
О них нещадно злословили.
Искали выход, способ прекратить это позорище, ломали головы, строя предположения, кривились от ярости. Обезображенные, перекошенные лица. Дрожащие от бешенства руки и ноги. Толпа корчилась, ворочалась в пыли, выплевывала желчь, переполнявшую рты. Смотреть было тошно на этот чудовищный шлейф, тянувшийся за невестой. У девушки мурашки бежали по коже под платьем.
Набросились на свекровь:
– Ты же говорила, что твой сын, женясь на Фраските, ничего не получит? Да разве может быть такое платье у бесприданницы? Плохо вы торговались. Вам достается нищая принцесса, все деньги семьи потрачены на тряпки. Ее отец, должно быть, годами втихаря торговал вином Эредиа, чтобы справить ей такой наряд.
Драли глотки, прячась в тени, говорили о красоте ткани, которую вскоре изомнут, судачили, порицали семью за нескромность.
А потом все это вдруг выплеснулось из подворотен на солнечный свет, в лицо невесте.
Никто не желал верить, что невеста сама сотворила это чудо иглой, еще немного – и свадьба была бы загублена.
И тогда Фраскита сдалась.
