свёрточек. Плотно спелёнатый, он молча смотрел голубыми глазами на худеньком старческом личике.
– Как его звать? – глотая подкативший ком, спросила Маша.
– Так… никак. Отказную мать не написала. Милиция бумагу оставила, мол, в больнице мамаша, на операции. Так что как хотите, так и называйте, – посмотрела на Ирину, поджала губы, – называйте… да пишите отказную, куда он вам? – смерила Ирину взглядом с ног до головы, – может, кто смилостивится – заберёт.
– Я…
Но нянечка не дала договорить.
– Не отдадут.
– Она мать… по документам. Ей отдадут.
С этого дня Машка всё свободное время проводила в этой палате. Научилась делать всю работу нянечки. Брата назвала Георгий – лучшего представителя мужской части населения она не знала. В комнате, где жила Машкина мать, установили детскую кроватку – тётя Люда обменяла у соседей на привезённую из интерната, списанную односпальную кровать. У них ребёнок подрос, так что к обоюдному удовольствию получилось.
– Чтоб пьяная не появлялась! – сказала, как отрезала, Машка. Пришлось и Машке перебираться к матери.
Пока Машка была в школе, за Гошей младшеньким присматривали поочерёдно тётя Люда и баба Шура. Мать пить не перестала. Но облюбовала себе стайку на задворках. Такие стайки числились за каждой квартирой ещё с тех пор, когда топили печки. Потом провели центральное отопление, и стайки теперь каждый использовал по своему усмотрению. Георгий Фёдорович обустроил себе целую мастерскую, рядом, в соседней кудахтали куры, чуть дальше хрюкали свиньи. А в одной даже мотоцикл стоял. А ту, что была закреплена за Машкиной комнатой – постепенно «добрые люди», как выразился Георгий Федорович, частично завалили всяким мусором. Вот там и веселилась в любое время суток «честная компания» Машкиной мамы. Но всё равно ночевать домой мать заявлялась регулярно. «Хорошо, хоть одна», – думала Машка.
Георгий Фёдорович ходил темнее тучи.
– Это, выходит, мы свои жилищные условия за твой счёт улучшили?
– Да что вы такое говорите? – не желала ничего менять Машка.
– Ладно, вот учебный год кончится… там видно будет, – что будет видно, он, похоже, и сам не знал. А тут Машка впервые (и это перед самым окончанием учебного года!) нахватала троек.
Как-то так незаметно сложилось, что из школы, сначала чуть позади, а потом и рядом, до самого дома шагал Протапов. Шли молча, у Машки портфель, у Протапова – рваная с одного угла папка, которой он почему-то очень гордился. И тайну эту – почему? – никому не открывал.
Вот и в тот день уже дошли до полдороги, когда он вдруг взял Машку за руку. Машка легонько дёрнула свою ладонь, но как-то не очень решительно. Так и шли почти до дома.
А дома Машку ожидал «троечный разбор», как выразился Георгий Федорович. В результате на прогулку в коляске, взятой на прокат, Гошу- младшего Машке строго -настрого возить запретили, передав эту функцию старшему из мальчишек – Серёжке. Машка в это время должна была учить уроки. Чему Серёжка не очень-то
