теперь, выходит, мне! – и, подхватив сапоги и чемодан, хлопнул дверью.
– Эх, дура ты, дура! Огород не вскопали, картошку не посадили, порожек в доме не подновили… Это у вас в городе мужики строем на завод идут, а тут… только те, что на дороге валяются, ползут! – чуть не плакала бабушка Агафья.
Однако Димке деваться было некуда. У него направление в хозяйство «Солдаткина». В общем-то Димка считал, что мать перегнула палку. И особенно на помаде не зацикливался, а уж тем более подумать, что батя поселится в доме Оксаны Агаповны, – такое даже в голову не приходило.
Но батя поселился. На немой вопрос Димки пояснил:
– Ничего такого. Комнату снял.
Днём на тракторе, вечером – дома, без отца оказалось тяжеловато. Жизнь в деревне, действительно, сильно отличалась от городской.
Не прошло и месяца Александр Дмитриевич купил за символическую плату у сельсовета небольшой домишко с ещё крепкими бревенчатыми стенами, но без оконных рам и дверей. И всё свободное время стучал там топором. Димка тоже не отлынивал. И только Алёна Фроловна обиженно поджимала губы.
– Свой дом хоть по брёвнышку раскатись, а он взялся чужую развалюху обустраивать!
Когда у Димки закончилась практика, и он собрался возвращаться в училище, родители так и жили – каждый сам по себе.
Следующий год пролетел и для Димки, и для Машки, как один день. В один из таких дней в дверь как-то неуверенно постучала и, смущенно улыбаясь, вошла баба Шура.
– А ко мне сын приехал… Говорит, собирайся, со мной поедешь.
– Хороший он у тебя, – вздохнула тётя Люда. – Скучать по тебе будем.
– Так что, советуешь ехать? – а в голосе и надежда, и радость, – Еду! Еду! – это, мол, так, похвастаться. Тётя Люда только руками развела.
– Ты, если что… возвращайся… Ну, и за Тузика не переживай. Не обидим.
– Так ить комната у меня тут… На-ка вот, – протянула тёте Люде ключ на верёвочке, – запасной, от комнаты. Присматривай тут…
В этот же день, после обеда, возле подъезда остановилось такси. И баба Шура, прихрамывая, вышла вслед за сыном. Остановилась у крыльца, оглянулась. Мальчишки ещё из школы не вернулись, Машуню тётя Люда в булочную отправила (хлеба такой семье в день три булки надо), Георгий Фёдорович- на работе, и тётя Люда одна, прикрыв ладошкой рот и часто-часто моргая, стояла чуть в стороне. А закрытый в комнате тёти Люды Тузик скулил и скрёб закрытую дверь. Его взял под свою опеку Гоша- младший.
Писем от бабы Шуры не приходило. Да оно и понятно. Неграмотная она.
– Но сын-то писать умеет! – возмутился Серёжка.
– Мы же им не родня. Вот и не считает нужным, – попыталась объяснить тётя Люда.
– Баба Шура могла бы попросить его…
– И напишет… «живу хорошо, чего и вам желаю…» – фыркнул Андрюшка.
Зима сменилась весенней оттепелью,
