и сразу поступил как мальчишка – продемонстрировал решительные действия. Ладно. Пусть дуется. Тем не менее мое настроение тоже испорчено. Вяло плетусь на улицу проверять, как продвигается работа с черепицей. К моей удаче, приезжает машина с окнами и ребятами, которые окна будут ставить, поэтому думать об утреннем конфликте особо некогда. Но всё равно в голове мечутся мысли: «Надо было выпить и поблагодарить, а я вечно лезу с этой ерундой, и правда, могла бы с дедушкой договориться насчет кофе, дедушка бы понял, он всегда понимает. Но! Зачем этот Юрьевич настаивает со своим кофе, если я уже не раз ему говорила, мог бы и уступить. Еще и обиделся. Ой, ну что вы. Я, может, тоже обиделась!»
Я даже легонько топаю ножкой в туфле, и из-под ноги разлетаются мелкие брызги осенней грязи. Прямо на колготки. Ладно, сама виновата. Похожу денек в грязных колготках. Дедушка с детства привил мне любовь к туфлям и платьям, на стройке это, конечно, вообще не та одежда, но я надевала брюки только на физкультуру в школе, и у меня дома в шкафу даже и нет их теперь. Я же не хожу в спортзал. Конечно, иногда неудобно, зато привычно. Вообще дедушка – это почти вся моя жизнь, и он на удивление чутко знает меня и всё, что у меня в голове и на сердце. В первый же день, когда я пришла домой с новой работы и сообщила, что меня приняли, он внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Я полночи смотрела в потолок, потому что думала про Романа Юрьевича, о том, что он очень красивый, и очень успешный, и очень хороший, и уговаривала себя не влюбляться. А утром, когда вышла на кухню, дедушка сразу сказал:
– Не спала полночи, начальник понравился.
– Ага, он необычный.
– Мне тебя уже не отговорить, работай, раз выбрала, там посмотрим.
И утренний кофе с дедушкой – это как платье вместо брюк. Отказаться от этого – значит изменить себе. Значит, я всё правильно делаю.
Эти мысли немного утешают. На обед ухожу, не заходя во флигель, а с обеда заходить туда незачем, но мне тяжко избегать своего начальника, и чем дольше я этим занимаюсь, тем сложнее заставить себя к нему зайти.
В пять часов вечера рабочие начинают собираться, за день успели вставить окна только на первом этаже. Я продрогла до костей и хочу как можно скорее попасть домой. Попрощавшись с рабочими, быстро выскакиваю в ворота и хочу расплакаться из-за утренней истории с кофе, но держусь.
Мои ноги уже несут меня в сторону дома, и тут я слышу:
– Агнесса! Стойте!
Оборачиваюсь – Роман Юрьевич бежит ко мне в расстегнутой куртке, видимо, торопился, не успел застегнуть.
– Я должен извиниться, это очевидно, утром я поступил не как мужчина и должен срочно это исправить.
Я шмыгаю носом и понимаю, что разревусь прямо сейчас, поэтому начинаю часто моргать и пытаюсь проглотить комок в горле, а ответить ничего не могу.
– Ну-ну-ну, Агнесса, не нужно слез, это же глупости всё.
Его лицо наполняется грустью, и он очень
