style="font-size:15px;"> Начались наши тюремные будни с ежедневными, тщательно продуманными ритуалами досмотра, унижающими человеческое достоинство. Мужчины-евреи окончательно исчезли со двора. Это был июль месяц, начало первых массовых расстрелов у маяка и парка Райниса. Прогулки в тюремном дворе возобновились. После каждой следовал унизительный досмотр.
Особой ненавистью отличались две пожилые надзирательницы. Досмотр они проводили с особым цинизмом.
26 июля 1941 года после полудня ты благополучно появился на свет, увы, тюремным, как шутили в камере наши женщины. Роды прошли на удивление легко. Принимали их в тюремном лазарете.
Когда я увидела тебя, на меня смотрели глаза твоего отца. Они и сейчас смотрят на меня, всегда почему-то грустные. От всех переживаний молока у меня не случилось. Кормила тебя своей грудью Аня Бойцова. У неё за три месяца до начала войны родилась дочка. Так в тюремной камере началась твоя жизнь. Из носильных вещей бабушка Мария сделала несколько пелёнок и устроила, как она говорила, тебе «лежанку» в самом светлом месте камеры у окна.
Через несколько дней одна надзирательница принесла матрас. Да, были и такие. Мы видели, что они нам сочувствуют. На удивление, ты оказался тихим и спокойным мальчиком. Вместо соски была марлечка с картошкой. Потом кто-то из надзирательниц принёс соску. Пеленки стирали у общей раковины, сушили мы их с мамой ночью на себе. Иногда из камеры кого-то уводили. Назад они не возвращались.
О том, что мы с мамой пережили в тюрьме вспоминать трудно. Какое провидение спасало нас от неминуемой гибели? Кто-то помогал нам, чем мог, кто-то относился с нескрываемой враждой. Прошло два месяца. Нас оставалось в камере девять человек. В один из октябрьских дней без всяких объяснений нам вручили аусвайсы, вывели за ворота тюрьмы и объявили, что мы свободны, предупре див, что должны еженедельно приходить в городскую управу и отмечаться. За воротами тюрьмы мы оказались в том, что на нас было в июне».
Убирайтесь жить в свою Россию! Это квартира моих родственников.
«Чужая страна. Чужой город. Чужие люди. Языка мы не знали. Что делать? Как и где мы будем жить?
Мы уже понимали, что находимся в глубоком тылу на оккупированной территории. По имеющейся у нас информации немцы уже были под Москвой.
Мы решили пойти по старому адресу на улицу Республиканскую 23, где мы жили до войны. Город трудно было узнать – развалины, пустые глазницы окон. Людей на улице мало. По неубранным тротуарам ветер гонит мусор.
На удивление наш красавец-дом уцелел, только кое-где вместо оконных стёкол была фанера. Дверь в квартиру открыла наша старая знакомая по госпиталю, одна из вольнонаёмных работниц. Латышка, она неплохо знала русский язык и до войны заходила к нам в гости.
Встретила она нас с нескрываемым раздражением. «Можно, пока мы что-либо не найдём, поживём тут?»
Последовал отказ в жесткой форме: «Убирайтесь жить в свою Россию!
