отцом я сегодня утром только мельком поговорила, но он просит тебе передать, что очень горд осознавать, что его мальчик тоже на поле боя (как по мне, лучше бы ты и дальше учился). Между прочим, говорила сегодня днем с бургомистром. Все считают, что война определенно кончится к Рождеству.
Пожалуйста, напиши, как только получишь эти строчки, и не забывай, что обещал посылать мне весточку каждый день.
Письмо вручили добровольцу Райзигеру, едва он прибыл с эшелоном пополнения в штаб-квартиру действующего полка полевой артиллерии № 96.
Сюда они добрались после полудня, усталые как собаки.
Их подразделение привели в сад и построили в два ряда лицом к большой белой вилле. На веранде офицеры пили кофе.
«Ну где война? – думал Райзигер. – Мы уже на фронте?» Два дня назад пришлось выйти из вагонов: дальше поездам ходу не было. Двигались пешим порядком через развалины деревень. Потом ночью, в сарае, глухая дрожь в ушах: «Слышали, стреляют? И что теперь? Офицеры почему в тужурках, без оружия? А где орудия? Где враги?»
– Смирно! Равнение направо!
Старший офицер поднимается по ступенькам на веранду, младшие за ним. Ага, командир полка. За ним, с толстым журналом, батарейный вахмистр.
«Сейчас поприветствуют, – думал Райзигер, – как подмогу, как товарищей, пришедших на помощь».
Но нет. Командир только машет «Вольно», сует себе сигаретку в зубы, испытующе оглядывая новобранцев. И ничего не говорит. Ни слова. Наконец машет еще раз:
– Ну, давайте, батарейный вахмистр!
Происходящее напоминает аукцион просроченных ненужных товаров. Вахмистр идет вдоль строя, проверяет ряды, тыча то одному, то другому в грудь:
– Вы в первую батарею… вы в четвертую… вы в легкую колонну.
Так всё и идет: недружелюбно, без всякого интереса.
Райзигер видит, что почти всех добровольцев оприходовали. Один за другим они выступают из строя, становясь по сторонам, а он всё стоит. Стоит совершенно один.
«Меня что, забыли? Я ж сюда добровольно записался. Это невозможно, чтоб вахмистры просто проходили мимо меня. Остальные уже маршируют прочь…»
Наконец самый толстый из вахмистров тычет ему указательным пальцем в воротник и в портупею:
– Доброволец что ли? Заметно!
Кровь ударяет Райзигеру в голову: «Я что, экспонат? Все насмехаются надо мной». Он глядит в их толстые хохочущие лица. Приходится сглотнуть, чтобы скрыть волнение.
Толстый вахмистр дает ему тычок в грудь:
– Ну ладно, забираю тебя. Может, получится сделать из тебя солдата. Легкая колонна боепитания номер два, понятно?
После этого он отворачивается, заводя разговор с лейтенантом, стоящим поблизости.
Впервые с тех пор, как Райзигер стал солдатом, появилось это чувство – что он совсем один. Что он слишком молод, совершенно беззащитен. «Это и есть жизнь солдата
