случился – я думаю, об этом они с братом не договаривались. За несообщение о преступлении мы его не привлечем: он близкий родственник. Если сам лишнего не наговорит, то ничего мы ему не пришьем.
– Гоша… – склонился к воспитаннику Эдуард с новыми вводными.
– Да погоди. Я бы его отпустил. Мать одна останется, если обоих посадим – сгинет.
– Ничего себе! – поразился Эдуард. – Видимо, мне кого-то надо зарезать, что ты мне однажды посочувствовал!
Не то чтобы Хайруллину важно было объясниться с Эдуардом, но это было незаполненное место между ними, и снова формальности требовали внести запись не своим почерком, а печатными буквами.
– Ты закон о полиции читал? Каково ее назначение? – спросил Хайруллин. Эдуард сделал вид, что не хочет отвечать. – Гоша?
– Полиция предназначена для защиты жизни, здоровья, прав и свобод граждан.
– Какая-то бессмыслица, учитывая, что мы как раз помогаем граждан закрывать, – пробормотал Эдуард.
– Мы орган не карательный, – безучастно разъяснял Хайруллин, и Эдуард с интересом вспоминал забытые вещи. – У меня приказа карать нет. А защищать – есть. Знал я одного военврача… – Он, как отлаженный механизм, переключился на другую тему с отрегулированной интонацией. – Если к нему на стол в сознании попадали, он всегда спрашивал: «Сколько тебе отсечь?»
– Ха! – понравилось Эдуарду. – В профессиональном юморе хирурги нам фору дадут.
– Только он не шутил. Так он серьезно это спрашивал, что каждый замирал в страхе. Сколько от тебя можно отсечь, чтобы ты не пожалел, что с этого стола слез? Чтобы тот, кого ты помнишь – здоровый, красивый, дышащий жизнью – не остался на этом столе, а сполз какой-то оковалок? Солдаты – молодые ребята, многие ж стреляются, став инвалидами. Многовато отсекли. Мы здесь тоже наложили жгут, а теперь решаем: сколько отсечь? Возьмем лишку – сами семью погубим.
– А может, это им стоило об этом подумать, прежде чем людей на наших улицах резать? – сделался раздраженным Эдуард.
– Тот, кто резал, сядет. Считаем ли мы его брата опасным? Ты, Георгий, что думаешь?
– Нельзя мать без обоих сыновей оставлять, – не промедлив, откликнулся Гоша.
– А если через год он уже сам кого-то зарежет? – взыскательно смотрел ему в глаза Хайруллин. – Теперь уж напрочь. Все равно его отпустить?
Упрямый взгляд Гоши настоял на прежнем ответе.
– Иди, – кивнул Хайруллин Гоше. – Добивайся свидетельства против брата и закругляйся.
Едва дверь за Гошей закрылась, как прилетело сообщение о выезде следственно-оперативной группы на новый вызов: с одного из дворов исчезла дорогая машина.
– Угон, – поделился Хайруллин с Эдуардом. – «Арбу» последнюю увели.
«Арбой» прозвали отечественный представительский автомобиль, на который добровольно-принудительно пересадили чиновников.
– Сколько их не
