с почвой, но бледное лицо гармонировало с луной и мертвыми фонарями. Цвет глаз был неразличим; взгляд безжизненный – и все же деятельный, как личинки на трупе. Андрей услышал голос, похожий на крошащийся снег.
Двое не заметили его. «Прощение, прощение», – звучало в треснувшей голове Андрея. От навязчивой пульсации нужно было как-то избавиться, выплеснуть загноившиеся мысли. Бар. Ну конечно, бар! Там наступит какая-то ясность; либо же она станет не важна. Андрей обнаружил, что уже давно двигается в нужном направлении.
Дорожка пролегла между сумрачными деревьями, как темная долина. Вход впереди освещался рваными от влаги фонарями. Андрей ввалился под надпись «Квасура» и сразу ощутил тепло, обнявшее его под кожей.
Деревянные алтари и престольные стулья. Сидели двое; разливали из пластиковой бутылки, бормотали слова, положенные соединявшему их служению. На тарелках высились очистки даров: скорлупа фисташек и рыбья шкура. Андрей сел за стойкой.
– Здорово, Сэм. «Архангельское», как обычно. – Это было самое крепкое пиво в ассортименте.
Сэм был и хозяином заведения – мужик с огромными татуированными лапами, со своего места за стойкой легко дотягивающийся до дальних кранов. Он грустил с запивающими тоску посетителями и веселился с насыщающими радость. Иногда его шевелюра была стянута резинкой в хвост, иногда – буйно распущена. Андрей подозревал, что за стойкой сменяют друг друга близнецы, и пытался отличить их по татуировкам. Неоднократно начиная расплетать узор, он неизбежно забывал рисунок к следующему визиту.
Андрей посмотрел в угол, где бормотал телевизор. Ведущий, похожий на других ведущих, принимал гостя, непохожего на других гостей: последнему, казалось, было интересно, о чем его спросят.
– …Когда Герцен раздражал царя «Колоколом», из России ему исправно приходила рента от поместья. Самодержавная власть не смела покушаться на законную собственность человека. И президент понял то, для понимания чего его предшественнику, видимо, не хватило дворового воспитания: ты можешь бросать в яму неугодного, но оставь бизнес его преемникам, а не своим. И они будут не слишком критичны. Помнишь Макиавелли? «Люди скорее прощают даже смерть своих родителей, нежели потерю состояния». Президент закрепил уважение к частной собственности, уважение, которого наша страна не знала уже лет сто пятьдесят. При этом я никогда не считал его выдающимся лидером. По-моему, людям требуется несколько секунд, чтобы вспомнить его лицо.
– Незаметный и эффективный – идеальный государственный муж.
– И все же он – продукт известной системы, которая не умеет дискутировать. Все мы видим эту позорную правоприменительную практику статьи об экстремизме, она продолжается десятилетиями. Да, экономические преступления теперь в основном рассматриваются гражданскими инспекторами. Кроме «повлекших за собой значительные общественно опасные последствия». Формулировка закона настолько расплывчата, что органы по-прежнему могут при желании возбудить дело против ларька с блинами.
