надеясь, что когда-нибудь он не выдержит и либо сам уйдёт, либо совершит преступление, после чего его придётся судить.
Флаури всё это понимал. У него в голове не укладывался только тот факт, почему люди так с ним поступают. Пусть единицы, но они делают это нарочно. Неужели он так сильно кому-то мешает? Или это снова божественная троица даёт о себе знать?
Ответить на эти вопросы не мог пока никто. Да и случай с Греном вряд ли открывал какие-то тайны. Несомненно, тот круг людей, что поддерживал обвинение Варнора на суде, мог повлиять на происходящее. Но что им ещё надо? Варнор убит. Его судили за преступление, которого он не совершал. Теперь нужно изводить сына, чтобы отомстить за смерть Арбена?
Но всё же ярких моментов в жизни Флаури за последние два года было гораздо больше. Все праздники сопровождались песнями и стихами в его честь. Люди складывали о нём легенды, писали книги и рассказы. В тавернах и трактирах звучали повествования о каждой победе Эрве на пути к спасению мира, будь то возрождение эльфов, убийство Зарбасунира и его сыновей, либо смерть на просторах Хадалмара. Слава бежала впереди него, хоть и вовсе не была нужна сыну Варнора. Скорее, она оказалась кому-то необходима для порождения зависти, а может, и ненависти к тому, кто, по сути, пожертвовал самым дорогим, чтобы дать возможность другим насладиться жизнью то время, что отведено им богами.
Здесь можно рассуждать долго. Ведь те самые боги однажды уже решили судьбу мира. Сначала на пути их решения встали вьорны, что обрели лишь изгнание и всеобщую ненависть. Теперь Флаури воспротивился их планам и подвергается мелким незаметным нападкам. Вряд ли, конечно, у богов получилось бы вмешаться в сознание людей, но об этом никто не знает наверняка.
Флаури не переживал за себя, срываясь раз за разом после каждой провокации. Он беспокоился о семье, чтобы происходящее не коснулось матери и брата, иначе Эрве не сможет остановиться в попытке отвести беду. А там и до убийства недалеко.
Даллор-Кур встретил друзей внезапно нахлынувшей серостью, словно город накрыли неведомым куполом. На западе садилось солнце, будто бы прячась от тёмной магии, что постепенно надвигалась с юга из-за гор. Померкли краски, поутихли птицы и звери, даже людской шум исчез в узких проулках. Вот-вот должен был ударить гром, нарушая безмятежный покой предгорий. Здесь, в городе, его раскаты отражались от гор-исполинов, превращая обыденность в невыносимое светопреставление с оглушающими взрывами. В такие моменты в домах вздрагивала даже массивная мебель, а мелкие вещи и вовсе падали со стен и столов.
Сезон дождей длился недолго. Суровые, порой даже зловещие, тучи неделю кружили над городом, словно желая прогнать всех из этих мест. Не добившись своего, они уныло уплывали на север в сторону Сирфендана, позволяя природе вновь пробудиться и заиграть новыми красками.
В свете
