случаем отправить тебя подальше. Некоторые подумают о том, чтобы принести в твою семью очередные боль и страдания. Вам придётся либо бежать, либо сдаться на милость разъярённой толпе.
– Отправим всех в Хадалмар. Там примут. Я не смогу жить с осознанием того, что по моей вине искалечен человек, совсем молодой, хоть и глупый. Меня наказывают боги, я знаю это. И я готов понести любое наказание за совершённое преступление. Только сначала нужно отправить маму и брата подальше…
– В том-то и дело, Флаури, что всему виной боги и их неписаные законы, на которых держится весь этот мир, – оборвала его Милана. – Это они виноваты в том, что с тобой происходит. Ты боролся за мир, за всех этих людей. Ты подарил им жизнь. Они же отплатят тебе чёрной монетой из-за собственного же страха. В один миг ты и твои близкие станут заклятыми врагами. И если ты решишь сдаться правосудию, то я не останусь в стороне. Я убью любого, кто посмеет тебя задержать. И остановить меня смогут только клинок или стрела.
– Зачем, Милана?.. – опустошённо бросил Флаури.
– Потому что я не хочу тебя потерять, – она буквально вгрызлась в него своим взглядом.
– Ты мне в любви ещё признайся, чтобы я заплакал, – равнодушно бросил Эрве.
– Да пошёл ты… – шепнула Милана, уставившись на него бешеными глазами.
– Вот и пойду, – он резко поднялся.
– Иди. Но мои слова остаются в силе. Ты знаешь, я всегда выполняю обещанное, – Милана отвернула голову к стойке трактирщика, который вот уже несколько минут орудовал тряпкой.
Снаружи послышался стук нескольких десятков копыт. Возле трактира остановились стражники. Один отдал пару распоряжений и открыл дверь. Два солдата продолжили путь к дому старосты, десяток других направились патрулировать территорию вокруг деревни.
– Надень перчатки, – приказным тоном произнесла Милана. Флаури медлил, присев и спрятав руки под стол. Подчинился он лишь после второй просьбы девушки, сопровождавшейся кошачьим захватом его бедра. Не боясь сломать ногти, она так вцепилась в ногу спутника, что тот чуть не вскрикнул от боли.
– Доброго дня, почтенные. Сообщили о разбойниках. Прибыло тридцать человек. Будут ли какие-нибудь распоряжения?
Наступила пауза. Тимбертон сопротивлялся, как мог, метался между желанием признаться во всём на месте и жалким и трусливым враньём, за которое сам постоянно будет себя корить. Отец не посмел бы так поступить, и не позволил бы собственным сыновьям даже думать о подобном, колебаться и искать выгодное для себя решение. Разве этому он учил? Разве не за трусливую ложь получал Флаури по заднице в сарайной пристройке? Варнор давно бы отвесил хлёсткий подзатыльник за лишний миг раздумий. Каково же ему будет наблюдать с вершин своей обители, как Флаури, сын правителя Тираубена, воспитанный справедливым и стойким ко всем трудностям мастером на все руки, нагло и без зазрения совести отбросит в помойную яму мудрые наставления и уроки
