разумного человека… гражданина! А его идеи были исключительно основаны на научном познании бытия, да как и должно быть принято…
Говоря вычурными словами, делая акцент на патетику были ожидаемо, что аудитория некоторым образом поменяется в лицах; положения тел, сидящих на деревянных классических стульях станут подобно виду «задумчивых студентов бакалавриата» – левая рука на столе, вторая готовая подняться для вежливой постановки возникшего вопроса по обсуждаемой теме, дабы не слыть просиживающими важные уроки получения одной из высшей степени образования.
Но обстановка была такая: единомышленники главного обсуждаемого лица со времени начала встречи занимались дегустацией всех сладостей со стола: торт «Наполеон», пирожное «Брауни», бутылка вина сорта Каберне Совиньон, – все это было приготовлено Софией и ее дочерью Санд, и что было не редкостью; на самом деле они обладали некоторым искусством гостеприимства, куда и входили рецепты данных шедевров, кроме вина, конечно же. Это отчётливо заметила Гипатия, и по ее лицу, как приметил про себя Аристо, было заметно «принятие» всей ситуации как само собой обыденной. Она сняла прозрачные очки с глаз и начала их вертеть пальцами на 180 градусов, перекидывая из руки в руку, после сделала выражение чуть улыбающейся дамы, а глаза смотрели в левую сторону – прямо на сервант, и могло показаться, что она в некотором раздумии. Все это произошло в течении пятнадцати секунд. Тут она лёгким движением направилась к объекту наблюдения, открыла его, протянула руку к подставке с двенадцатью бутылками алкогольных напитков не дешёвой стоимости, а вытащила ее уже в компании с коньяком Хеннеси.
Аристо, наблюдая как разворовывают семейную коллекцию дорогого алкоголя, начал замечать:
– Я бы попросил Вас, Гипатия… – но мать сказала ему на ухо одно слово: «молчи».
Старший сын проглотил ситуацию произошедшую с ними и слюну, как в знак внутреннего недовольства от такого отношения матери к какому бы то ни было положению супруги его деда. «Мы чего-то ждём от нее, добиваемся или же хотим получить» – подумал он про себя, а на лице его изобралось отвращение, будто бы его сейчас стошнит прямо под похоронный стол: щеки впали, а глаза чуть закрылись. Ему однозначно стало хуже. И в самом деле, если Плато был раним на духовное и интеллектуальное унижение, мог бы «разорваться» от таких положений, то Аристо испытывал то же самое, но терпения и сдержанности ему хватало.
Гипатия настаивала:
– Предлагаю выпить за великого человека, ведь кто, если не он? – впервые она обратила внимание всей публики, что даже единомышленники оторвались от дегустаций сладостей и смотрели на Гипатию серьезными глазами, которые недавно ещё были детские от вина.
Вдова взяла сначала свою рюмку, налила коньяк, после передала бутылку, и алкоголь заполнил все предназначенные для него ёмкости. Когда все начали пить и уже
