e/>Самоуничтожение
Туман опустится над городом страданий,
И дождь заплачет в тот же самый миг.
Я так устал от горестных прощаний,
Что в горле стынет громкий дикий крик.
Однажды я умру в угрюмой той квартире,
Где будет тьма тихонечко бродить.
На циферблате без пяти четыре.
Здесь даже смерть не хочет больше жить.
Тлеет ночь своими тускнеющими огнями, обволакивая чёрным пуховым одеялом мрачный небосвод. Шум оживлённой улицы, отдалённо напоминающий некий созерцательный вакуум, вводит меня в лёгкий транс, и я наливаю себе ещё один стакан виски, бутылку которого нашёл однажды в родительском ящике. Мысли роятся в моей голове и оседают на дно плотной мерзкой болотистой известью, тяготящей меня изнутри, сжирающей до последней крошки. Тем не менее, глупец не тот, кто культивирует размышления о смерти, а тот, кто лишний раз даже боится притронуться к столь манящей, но такой повседневной теме. В этой жизни всё очень условно. Все абстракции, которые мы поглощаем, остаются с нами навечно, но наше сознание лишь выборочно демонстрирует их нам. А что, если все люди – всего-то и есть плод моего больного рассудка, и всего этого никогда не было? Быть может, я помешался и потерян в пыльных лабиринтах размышлений, ушедших в вечность и забытье. С каждой ночью я всё меньше предаюсь сну, желание что-либо делать покидает меня, и моё осунувшееся тело, постоянно испытывающее боль, исходящую непонятно откуда, не имеющую явных причин на своё появление, со зверским энтузиазмом стремится к самоуничтожению.
Чирк.
Вспышка.
Чирк.
Вспышка.
Я поглубже втянул в себя морозный воздух, пропахший слякотью и суетой, которую я ненароком впустил в себя, вместе с едким дымом сигареты. Всё вокруг кажется таким безвкусным и серым, таким безжизненным и невероятно осточертевшим.
Я подношу к губам сигарету, и маленький огненный уголёк раскаляется в отражении стёкол. Дым. Такой эфемерный и таинственный. Скоро и я стану чем-то наподобие… Бестелесной, едва ощутимой дымкой.
Моё горло сдавливает спазм, всё внутри будто сжимается, и горячие слёзы текут по моим налившимся кровью щекам. Я чувствую, как этот крик, затаившийся внутри, хочет вырваться наружу, но я сдерживаю его, сдерживаю через силу. С жадностью затягиваюсь в самый последний раз – и вот уже окурок с хрустом въедается в моё запястье, оставляя после себя белый след, поросший пеплом и моими страданиями.
Дни сочтены в безжизненных улицах этого опустевшего города боли. И я чувствую, словно струны моей души, больше не разыгрывают красивые меланхоличные мелодии. Они рвутся с треском, дребезжат в конвульсиях, в предсмертных судорогах глохнут и снова, ноя, вырываются из колков.
Всё, вероятно, под водой, в белой проседи всепоглощающего молочного тумана одиночества, и я уверен, что теряю себя и полностью отрекаюсь от своего ментального процесса. Это мерзкое, гадкое чувство неопределённости всего вокруг находится в моей голове. Оно ломает меня на мелкие части, заставляет думать, что смерть – единственное верное решение. Но правильно ли то, что я с такой лёгкостью отказываюсь от личной ответственности за свои мысли и действия?
Концепт смерти клиширован до безумия, но никто и представить себе не может, насколько долго и много я думал о том, как и когда лучше себя убить.
Окно всё ещё открыто, слышен шум удаляющегося поезда и странный неопределённый уличный гул, который навевает тоску с интенсивностью геометрической прогрессии к концу моего бренного существования. Как пафосно сказано… Но это так. Огни города смешались в грубую ошибочную квинтэссенцию бессмысленного бытия из-за слёз, подступающих к глазам.
Мне говорили, что мальчики не плачут. Они лгали. И я прямое тому подтверждение. Но там, внизу, холодные объятья земли уже готовятся принять меня со всей любовью, как долгожданного блудного сына.
Для меня это всё перестало существовать, пожалуй, ещё в момент отречения от тяжелейшей борьбы, которую подразумевает под собой эта чертовски мучительная жизнь.
Близится рассвет. Тьму постепенно поглощают голубые очертания первых лучей ещё не оправившегося ото сна солнца, а я всё стою на подоконнике босыми ногами, и взору моему открываются стёртые границы реалий суетливой повседневности. Чувство тревоги нарастает, покрывая всё тело, словно назойливо зудящая короста. Дыхание становится более прерывистым, более частым. Страшно… Жизнь вот-вот остановится. Я умру, утопленный в густой крови, а что же дальше? Вечная тьма?
Как же всё-таки забавно. Я сам себя довёл до такого состояния невыносимого
