в большой зелёный лист. Очень удобно – разворачиваешь и ешь, как из одноразовой посуды, а лист выкинуть не жалко.
Я заказал себе порцию и уселся за свободный столик. Основной, вернее, единственной темой разговора среди посетителей корчмы было всё то же пресловутое касание. За ближайшим столиком сидело четверо мужчин среднего возраста. Внешним видом они ни чем не отличались от общей массы людей, встреченных мной на базаре. Их спор о вреде или пользе касания привлёк мое внимание. Я молча жевал довольно вкусное мясо и слушал их спор:
– Послушай, Савдот, – говорил тощий старик обращаясь к весьма упитанному мужчине с гладким лицом, с нарисованным под глазами чёрной краской узором – вот ты говоришь о святости касания, мол жрецы отбирают только достойных из наших детей, я же тебе отвечаю – вздор! Они не честь нам оказывают, а грабят наши семьи. Лишают наш народ самых лучших наших сынов и дочерей. В последний праздник разлива реки мы не смогли даже набрать крепких молодых мужчин для спуска в воду ладей со статуями божественной семьи. Да, и танцевать и веселиться приходится всё больше старикам, а не весёлой молодёжи.
– Да, что там праздник плодородия! – вступил в разговор пожилой, с болезненным видом мужчина, его звали Лой. – Мы сейчас едим мясо оленя, добытое не молодым охотником, а старым Парро, который скоро и тетиву не сможет натянуть. Где те, которые из наших рук возьмут копьё или плуг. Так, что до глубокой немощной старости придётся гнуть спину на полях. И умрём там же, среди стеблей кукурузы.
– Старые богохульники, посмотрю я, как ваши ЭБ перевесит перо на весах Маат! – покраснев от возмущения сказал лощёный Савдот. – Вечно гнить вам в желудке крокодила! Ваши дети сгорают сейчас от стыда, взирая на вас бесстыдников с небес.
– А ты сам, когда видел своего сына, Савдот? – вступил в разговор до сих пор молчавший щуплый Пастак. – Помниться все девушки в округе сохли по нему. Где он теперь твой Хушдеп? Слышал я, что хозяин лавки со специями получил зуботычину от своего сына, когда бросился к нему с объятьями, встретив его на площади перед ратушей. То же мне сынок – гордость своего отца, щедро угостил его палкой по спине.
– А дети? Помните сколько бегало сорванцов на базаре: по ватаге возле каждой лавки, – тоже вставил своё слово в разговор, сидевший напротив Савдота, Хишт. – Теперь один только Тисс ошивается возле лавки со сладостями. А всё потому, что живёт с больной бабушкой, которая не может позволить себе баловать внука сладкими орешками. Отца и мать ведь, отобрали год назад кандидатами в Касание. Нет, Савдот, о нашем существовании Боги даже не догадываются. Просто грабят народ, лишая нас самого дорогого – нашего будущего, наших детей. Никакая это не честь божественное касание, а язва на теле нашей планеты.
– Хватит сквернословить, неблагодарные охансаки, – уже багровея от злости почти прорычал Савдот. – Сами
