как не быть! – отвечал мужчина. – Губернатор Гумп. Он там, в Узкой Гавани. Выпейте-ка с нами, ребята!
Каспиан поблагодарил и согласился, хотя ни ему, ни его спутникам не понравились сидящие под деревом люди. Но едва они подняли чарки, как черноволосый кивнул своим приятелям, и в мгновение ока путешественников схватили, обезоружили и связали по рукам и ногам – всех, кроме Рипичипа, который отчаянно барахтался и кусался.
– Блямц, поосторожней с этой тварью! – сказал вожак. – Смотри не попорти. За неё много дадут.
– Трус и подлец! – вскричал Рипичип. – Отдай мою шпагу и отпусти мои лапы, если посмеешь!
– Ничего себе! – присвистнул работорговец (а это был именно работорговец). – Да он говорящий! Вот это да!.. Будь я проклят, если за него не отвалят сотни две!
– Так вот ты кто! – сказал Каспиан. – Вор и работорговец! Есть чем гордиться!
– Ну-ну-ну, – сказал работорговец. – Придержи-ка язык. Вы по-хорошему – и мы по-хорошему, ясно? Такая у меня работа. Зарабатываю, как умею, а ты не суйся не в своё дело.
– Куда вы нас поведёте? – с трудом выговорила Люси.
– В Узкую Гавань, – ответил работорговец. – Завтра там как раз базарный день.
– Есть там английский консул? – спросил Юстэс.
– Это чего? – удивился мужчина.
Юстэс долго пытался объяснить и уже устал, когда работорговец прервал его:
– Ладно, хватит болтать! Говорящая мышь – хорошая штука, но этот кого угодно уморит… Пошли, ребята.
Четверых пленных накрепко, но не больно привязали к длинной верёвке и повели к берегу. Рипичипа несли на руках. Он перестал кусаться, когда ему пригрозили надеть намордник, но бранился вовсю, и Люси только диву давалась, как работорговец переносит такие оскорбления. Но он не прерывал Рипичипа и, когда Мыш замолкал, чтобы перевести дыхание, говорил: «Давай, чеши!», или: «Ух, красота!», или: «Гнус, ты только послушай, прямо как будто все понимает!», или: «Кто ж это его научил?» Такие слова приводили рыцаря в ярость, и он в конце концов задохнулся от возмущения и замолк.
Выйдя к берегу, напротив острова Дорн, путники увидели деревушку, длинную лодку у воды, а чуть подальше – старый и грязный корабль.
– Так вот, ребятки, – сказал работорговец. – Поменьше шума, а то пожалеете. На борт, шагом марш!
Однако в эту минуту из какого-то домика (должно быть – таверны) вышел приятный с виду человек и сказал:
– Что ж это, Мопс? Опять торгуешь?
Работорговец, которого и звали Мопсом, низко поклонился и подобострастно ответил:
– Да, ваша светлость.
– Сколько ты хочешь за этого мальчика? – спросил человек, указывая на Каспиана.
– Ах, – вздохнул Мопс, – уж вы, ваша светлость, всегда высмотрите самое лучшее. Вас на мякине не проведёшь. Как раз этот мальчишка мне самому понравился. Полюбил его, знаете… Сердце у меня мягкое, прямо хоть всё бросай! Однако для такого покупателя…
– Назови
