по духу могучую, внешность, крамольные мысли улетучатся у любого – чего уж там говорить о хрупких, бесправных женщинах? Одна из них, между прочим, боевому искусству не обучалась совсем; вторая лет двадцать оставалась без тренировочной практики. Да ещё и двое грудных детей! У них на руках. Словом, никакой надежды на чудесное спасение, счастливое избавление. Чтобы уберечь несчастных малюток и чтобы избавить их от жутких, не заслуженных ими страданий, без долгих раздумий (хотя и с сердечной болью!) решили сдаваться.
– Мы подчиняемся грубой силе, – глядя на грозного воина уверенным взглядом, Маргарет согласилась; она перекинула во встречную лодку шварто́вый конец, – ведите – чего уже там? Повстречаемся с мистером Левиным – ни разу его не видела! И ещё бы столько не видеть, – прошептала значительно тише, предназначая исключительно для себя.
Через сорок минут, с помощью галантного Хендрикса, и высокородная леди (былая пиратка), и простая кормилица (бывшая куртизанка), подня́лись по верёвочной лестнице. Они очутились на гладкой палубе «Славы Британии», окружённые как любопытными гвардейцами, так и неза́нятыми матросами. Обе женщины удерживали по маленькому ребёнку; те только-только, минутой назад, проснулись и настойчиво возвещали, что настало время очередного кормления.
– Пусть молодая девушка займётся голодными детками, а зрелую миссис приведите ко мне! Скажем так, для задушевной, выгодной нам обоим, беседы, – из капитанской каюты, расположенной на корабельной корме, раздался настойчивый возглас, не терпевший ни малого ослушания.
Как и обычно, командорские помещения оставались открытыми. Едва поступил суровый приказ, Маргарет провели к распахнутым дверцам, до половины застеклённым сине-зелёным, практически непрозрачным, стеклом. Кормящую мать сопроводили на нижние палубы, где ей предоста́вилась отдельная комната, один из многочисленных кубриков. Немолодую особу, сопровождаемую неизменным капралом да парочкой одноликих гвардейцев, ввели в приличную кэп-каюту. Хотя она и не считалась сильно большой, но выглядела достойной, наиболее здесь респектабельной. Первое, что сразу бросалось в глаза, – дубовый стол, массивный и длинный, установленный ровно посередине; он прочно крепился к дощатому полу. Сверху, как полагается, присутствовали нехитрые принадлежности, обычные для мореходного дела: морская карта, разложенная по полной длине; бронзовый подсвечник, коптивший тремя восковыми свеча́ми; писчие принадлежности, состоявшие из гусиного пера, стеклянной чернильницы, личной дворянской печати; измерительные приборы, простые, вовсе не хитрые. Ещё выделялись немногочисленные мебельные предметы: центральный стул, украшенный замысловатой резьбой; пять убогих табуретов, поставленных по завершённому кругу; платяной, стоявший по левую руку шкаф; вместительный сундук, расположенный строго напротив, прямо под разноцветными окнами; удобная, с мягким матрасом, кровать, установленная у правой стены; железная стойка-вешалка, «услужливо
