герцогиню Анжуйскую любопытствующий взгляд. Но та опять откинулась на подушки, и из темного алькова довольно долго ничего не было слышно. Только трещали дрова в камине, да какая-то птичка за окном выстукивала в деревянных ставнях что-то, видимое ей одной.
– Я думаю, Карл Лотарингский никогда не попросит о помощи того, кто чем-то ему обязан, – донеслось, наконец, из-под балдахина.
– И правильно сделает! – тут же подхватила мадам Мари. – Я бы тоже с коротышкой связываться не стала. Он – страшный: вечно ходит злой, смотрит исподлобья, и ноги у него кривые. Герцогу Карлу лучше было бы помириться с Луи Орлеанским и принять его сторону. Не хочу, чтобы нами, в конце концов, начал править Жан! Луи, хоть и не блещет умом, зато красавец и любит веселье!
– Да, он раздражающе красив, – согласилась мадам Иоланда. – Будет жаль, если понимая столь явное превосходство над собой, герцог Жан решит как-нибудь прирезать бедняжку.
Понимая, что сказать такое можно только в шутку, мадам Мари засмеялась.
– Помилуй Бог! Поднять руку на брата короля! Кто может о таком помыслить?!
– Уродливый кузен, кто же еще, – засмеялась в ответ мадам Иоланда.
Дамы еще немного поболтали, пока герцогиня д Алансон не решила, что слишком засиделась.
– Уж не начинается ли у вас жар, дорогая? – встревожилась она, целуя подругу на прощание. – Я совсем вас заболтала. Не послать ли за врачом?
– Не надо – это наверняка от духоты, – слабо улыбнулась мадам Иоланда.
– Тогда вот вам ваш веер, и велите служанке обмахивать вас, а сами поспите.
– Вы так добры ко мне, Мари, – послушно приняла веер совершенно обессилевшая больная.
Но едва мадам Алансон покинула спальню, от томности герцогини не осталось и следа.
Откинув одеяло, она почти спрыгнула с постели и приказала вбежавшей по её хлопку служанке:
– Немедленно подай платье, да позови отца Мигеля! Оденусь я сама.
«Вот и повод подружиться с вами, мессир Карл, – думал мадам Иоланда, торопливо просовывая руки в меховые рукава. – Я так долго его ждала, что теперь не имею права ничего испортить. Жан Бургундский мне хорошо известен – он безумно высокомерен, Карл Лотарингский – горд, а Луи Орлеанский – глуп, как и было сказано. И всё это прекрасно! Но тут и опасность: нельзя допустить ни единой случайности, способной нарушить равновесие или хоть в чем-то его изменить!»
Герцогиня выдернула из-под ворота свои длинные неубранные волосы, едва успела надеть на голову не слишком обременительный домашний убор, как в спальню, с низким поклоном вошел отец Мигель.
Проскользнувшая следом служанка мгновенно задернула полог на раскиданной постели и выскочила, по опыту зная, как не любит мадам Иоланда присутствия посторонних во время её бесед с духовником.
– Пришла пора действовать, Мигель! – еле сдерживая возбуждение
