Александра Павловича находилась на одной линии с его кабинетом, комнаты через две, и была угловая, в два окна. Одно из них выходило в парк, а другое – во двор. Убрана она была сравнительно с другими княжескими апартаментами весьма скромно.
Штофная темно-синяя мягкая мебель и такие же занавески на окнах, темные обои придавали ей мрачный вид, и единственным светлым пятном на этом темном фоне выделялась постель княжны, покрытая белоснежным тканьевым одеялом с целою горою подушек.
Княжна спала почти сидя, иначе чувствовала страшные приливы к голове.
В углу, между окнами, стоял косяком большой письменный стол на шкафчиках. Он был завален книгами и тетрадями. Посредине лежала какая-то неоконченная рукопись.
Прислуге было отдано княжной строгое приказание не касаться ее письменного стола, который она убирала сама.
Судя по его настоящему внешнему виду, можно было сразу догадаться, что за ним не сидели давно. Довольно густой слой пыли на книгах и неоконченной рукописи указывал, что к ним не прикасались, по крайней мере, несколько дней.
Да и на самом деле, занятая совершенно иным, княжна бросила с некоторого времени свои научные работы.
Зная, что сегодня утром Николай Леопольдович уехал и должен вернуться лишь послезавтра, она накануне еще решила, что проведет эти дни за работой и таким образом не заметит двух дней горькой, как она почувствовала, для нее разлуки.
В эту ночь ей не спалось, она задремала лишь под утро и сквозь сон слышала, как, звеня колокольчиками, подъехала к крыльцу коляска, как уселся Гиршфельд, сопровождаемый громкими пожеланиями приятного препровождения времени со стороны князя Александра Павловича.
– Удастся ли тебе узнать, как он проводил время? – злобно подумала она с просонья, и с этою мыслью заснула крепче.
Было почти уже два часа, когда ее разбудил раздавшийся под самым ее окном резкий голос того же Александра Павловича, распекавшего возвратившегося со станции железной дороги кучера за то, что он дал слишком незначительный отдых лошадям.
– Загнал, негодяй, лошадей; хозяйское добро жалеть не ваше дело! – кричал князь.
Послышались звуки ударов нагайкой.
Она вздрогнула, точно ударили по ней самой, и проснулась. Быстро вскочила она с постели, оделась, распахнула окно, выходящее в сад, села у него и задумалась.
О предполагаемой работе она совершенно забыла.
Она просидела бы, быть может, очень долго, если бы дверь ее комнаты не отворилась и на ее пороге не появилась Стеши.
– Пожалуйте к княгине, наверх, – отрывисто обратилась она к ней.
– Сейчас, – отвечала та, вздрогнув и встала. Стеша ушла.
Она также была, видимо, не в своей тарелке. Грустила ли она также об отъезде Николая Леопольдовича, или же ее тревожила мысль – привезет, или не привезет он из города обещанный им дорогой подарок – неизвестно.
XXIV
В дороге
