они выросли, разделились, зажили своей жизнью, но память осталась… Вдруг мы с тобой сейчас что-то вспомнили?
– Не может быть, – прошептала Жанна.
– Почему? Если бы мы никогда не знали обо всем, что живет вокруг так, как не знаем теперь, смогли бы мы догадаться, что колос, растущий из земли, надо срезать в определенное время, высушить, очистить его зерна, смолоть их в муку, а потом добавить туда яйцо курицы, молоко коровы, масло из этого молока и замесить тесто, чтобы получился хлеб? Мы бы не догадались этот колос даже срезать! Вот сейчас, когда я была лепестком, я чувствовала какую-то особую нежность к сердцевине, вокруг которой росла… Как будто там находилась и самая суть, и предназначение. И я охотно принимала, что главное скрыто совсем не во мне… Ты понимаешь?
Жанна кивнула. Она слушала, раскрыв рот, и не скрывала изумления, когда смогла пробормотать:
– Никогда раньше ни о чем таком не думала…
Почему-то вопрос о том, откуда Клод всё это может знать, не пришел ей в голову. Это знание казалось таким бесспорным после всего, только что прочувствованного, таким естественным и безусловным, что Жанна, не столько сказала, сколько выдохнула из самой глубины души то, что само собой приходило на ум и было сейчас абсолютно логичным и единственно правильным:
– Клод, а ведь это ты…
– Ты о чём?
– Ты – та Дева, которую призовет Господь!
Клод в ужасе замахала руками.
– Быть не может! Даже не думай так! Вот уж не ожидала…
– Но почему?! Почему?
– Потому что НЕТ!
Пытаясь остановить подскочившую Клод, Жанна схватила её за край юбки.
– Ты родилась в Лотарингии! С тобой разговаривают деревья! Ты давно умеешь летать так, как я сегодня только попыталась. Ты училась только у старого смешного монаха, а знаешь больше, чем Рене! Тебе дано видеть и слышать такое, чего другим даже не понять… Для чего-то всё это было дано!
– Не знаю! Я не знаю, для чего… Но только не для того, чтобы идти воевать!
Внезапно Клод замерла, словно пораженная какой-то мыслью. Обернувшись на Жанну, она широко раскрыла глаза, потом упала на колени рядом с ней и крепко обняла.
– Господи, я ведь тоже раньше не задумывалась… На какой же страшный путь ты себя обрекла… – Она схватила подругу за руки, притянула их к своим губам и поцеловала. – Не надо было приводить тебя сюда! Но я думала… Я хотела научить… Чтобы ты осознала, что сама по себе и есть чистый ангел, способный лететь к свету… Чтобы не разуверилась! А теперь, когда всё у тебя получилось, и ты понимаешь, что не такая, как все, мне страшно! Там, куда ты пойдешь не будет света! Через войну и зло, через грязь… Там столько грязи, Жанна! Господь не может быть так жесток, чтобы призывать именно тебя!
Скопившиеся в её глазах слезы, наконец, прорвались двумя крупными каплями, извилисто скатившимися по щекам. Клод согнулась почти до земли и горько заплакала.
– Ну, что ты, что ты! – принялась успокаивать её Жанна. –
