больше выносить его вонь, он однажды решил построить водопровод из Соломоновых прудов, для чего ему понадобились деньги. Решение кесарь одобрил, но с выдачей денег тянул. Пилат воспользовался Храмовой сокровищницей, что вызвало такой бунт среди не только священников, но и простых горожан, что Пилат решил эту деятельность свернуть. В Риме храмовые деньги тоже шли на нужды храма и его служителей. Но там ни один храм не отказывался помочь городу. Это было чревато гневом кесаря. Никто не знал, во что этот гнев выльется. А тут первосвященники, даже не выслушав префекта, завопили своё про то, что это величайший грех пускать на мирские цели священные сикли. Разозлённый Пилат тогда здорово отделал их с помощью своих воинов. И теперь, только несколько недель назад до него стали доходить сведения о некоем чародее, которого некоторые иудеи называли Мешиах – Помазанник, Спаситель, а некоторые – царём Иудеи, обещанным им пророками древности. Он не знал, тот ли это бунтовщик, про которого говорил Тиберий в Риме, или все-таки нет. Говорили, будто бы он прикосновением рук исцеляет недужных, благочестивым словом и простыми речами ставит в тупик умудрённых священников, называет Закон, установленный ещё Моисеем, костным и застывшим, чем возбуждает глухой ропот и негодование у фарисеев, считавших, что только они в праве толковать его, призывает любить одного бога и друг друга и после смерти обещает рай для всех, кто только поверит в него. Волнения, связанные с ним, на некоторое время отвлекли Пилата от скорбных мыслей. Но ненадолго. Сколько их было, этих пророков, прорицателей, колдунов и волшебников? Тот же Симон Маг, таскавшийся по городам вместе с проституткой, которую называл воплощением божественной мудрости. Сколько ещё будет? Одно заставило задуматься грозного префекта. По словам этого Иисуса, после смерти человека ожидает вовсе не мрачный Харон, перевозящий через Стикс несчастную душу, обречённую вечно томиться во мраке, а золотые ворота рая, где её будет приветствовать Бог-творец, обрадованный воссоединением со своим творением. Если этот пророк Иисус прав, значит и Пилат, и его жена после смерти встретятся и будут счастливы всю вечность. Единобожие не трогало его. Это дело жрецов и священников. Однако надежда на рай вместе с женой заставила его сожалеть о том, что он не может сам поговорить с этим человеком. Хотя новая жена, Клавдия Прокула, на которой он женился ещё в Риме по настоянию кесаря, однажды проявившего к нему участие и пытавшегося его отвлечь от мыслей о смерти жены и ребёнка, а может и по сводничеству его друга-врага Сеяна, а может ещё и из-за маниакальной мысли унизить его, Пилата Понтийского, женитьбой на не слишком красивой и молодой женщине, только и говорила об этом. Она тоже хотела видеть этого нового пророка и говорить с ним. Не проходящие которую неделю кровотечения, тоска и меланхолия не поддавались знаменитым лекарям, и она почему-то была уверена,