style="font-size:15px;"> «Валенок» сделал круг над аэродромом, покачал крыльями и ушел, растворился в белесой дали.
Непривычно, тревожно для экипажа проходил полет. Оба авиатора будто не слышали грохота мотора, прислушивались к скрипам, стонам и даже взвизгам конструкции. К тому же, «Валенок» все время крупно дрожал. От этой тряски не только клацали зубы у лётчиков, но и вихлялась стрелка компаса, единственного прибора, по которому можно было держать курс.
И вот то ли компас подвел, то ли отвлекли лётчиков переживания, то ли сизая поземка закрыла ниточку рельсов, только проморгали они железную дорогу.
– Митя, проскочили мы железку, или не дошли? – прокричал Горбунов, благо голова лётнаба торчала прямо за его плечами.
– По времени, видно, проскочили. Давай назад и ниже!
«Валенок» на планировании дрожал мельче, но все пытался отклониться влево, и на курсе его пришлось держать рулем поворота.
– Ишь ты, кобенится! – проворчал Горбунов.
На завьюженной земле они с трудом поймали темно-серую ленточку железной дороги, помогла им в этом черная тушка паровоза с одним вагоном, и, почти прижавшись к рельсам, пошли вперед.
Скрипя и постанывая, «Валенок» вез их.
Целлулоидовый щиток-отсекатель кабины смонтировали механики косо, и холодный жесткий ветер задевал правую часть лица Горбунова, а Проскурина хлестал по физиономии. Пришлось натягивать вязаные шерстяные маски. Пока снимали и опять завязывали шапки руками без меховых варежек, пальцы прихватил мороз.
Минут через сорок полета вдруг захлопала левая нижняя плоскость. Горбунов взглянул на нее и ахнул: разноцветные заплаты слизнул напористый воздух и, не смиряясь, драл обшивку, выкроив уже порядочную дыру. Увидел, как раздевается крыло, и лётнаб:
– Что будем делать, Федор?
– Станция! Читай название…
Они проскочили над красноободранными крышами вагонов длинного эшелона, продолжая путь.
Щелей в кабине гибридного самолета оказалось больше, чем хотелось бы, и на втором часу полета февральские сквозняки лётчиков почти доконали. Чтобы оттирать замерзшие руки, Горбунов все чаще держал рычаг управления коленками. Сзади него крутился, пытаясь согреться, Проскурин. Теперь вибрация машины не пугала их, а помогала трястись.
Через три часа полета Горбунов точно пилотировать машину уже не мог. Застыли ноги в унтах, холод просочился под шубняк и сковал поясницу, казалось, что за шиворот насыпали колотого льда, и он смерзся в комок в ложбинке у пояса. Горбунов набрал над рельсами побольше высоты.
Консоль нижнего крыла слева уже представляла голую решетку из лонжеронов и стрингеров, отдельные куски обшивки полоскал, выдирая, встречный ветер. «Валенок» шел с левым креном, приходилось Горбунову все время давить на правую педаль управления поворотом, и правая нога его быстро занемела до бедра, он почти не чувствовал ее. Попробовал согнуть, не получилось.
