долю Императора Александра III выпала менее блестящая, но едва ли не более трудная задача, чем та, которая досталась его предшественнику.
Императору Александру II приходилось решать вопросы, назревшие в течение многих десятилетий, он мог быть уверен не только в сочувствии, но и в содействии большинства общества при осуществлении задуманных реформ; только в самом конце царствования ему пришлось столкнуться с противодействием или, по крайней мере, с пассивным несочувственным отношением тех элементов, которые прежде видели в нем носителя собственных идеалов. При совершенно иных условиях пришлось начинать свое царствование Императору Александру III. Большинство общества не понимало его, видело в его мероприятиях только регресс, только удаление от того идеала, достижение которого уже казалось ему совсем близким. Покойному Государю приходилось одиноко прокладывать новый путь, даже среди исполнителей своих предначертаний находить не столько усердных сотрудников, сколько слуг, которые как бы нехотя и против собственных убеждений выполняли свои обязанности, – и, несмотря на это, то дело умиротворения и успокоения России, на которое он полагал все свои силы, подвигалось и крепло вопреки весьма зловещим предсказаниям завистников и недоброжелателей.
Одному из деятелей предшествовавшего царствования приписывают изречение: «С Русским народом не суетиться». Это глубоко верное правило, которое так мало применял на практике его автор, стало как бы лозунгом следующих лет, и сразу прекратились попытки перекраивать и перестраивать государство потому только, что оно не удовлетворяло требованиям того или другого ученого, или потому, что в нем оставалась возможность частных злоупотреблений, сразу стали считаться с той истиной, что недостаточно написать законы, соответствующие всем требованиям современной науки, а надо еще найти для них исполнителей.
Ни крупных завоеваний, ни крупных реформ не дало минувшее десятилетие, но оно дало больше того: уверенность в прочности и устойчивости существующего порядка и возможность всем сословиям, учреждениям и частным лицам заниматься собственным делом.
Могут сказать, конечно, что возможность эта существовала и прежде, но это было так разве только в глухой провинции, а никак не в центрах, откуда направлялась государственная и общественная жизнь и где даже самые спокойные люди не были уверены в завтрашнем дне и невольно вовлекались в водоворот политических течений. Чиновники, ученые, литераторы – все одинаково чувствовали себя в каком-то напряженном виде, переходном состоянии, и ни у кого не было спокойствия необходимого, чтобы заниматься тем, что составляло его прямую обязанность.
Правительство чувствовало ненормальность и опасность такого положения; но оно уже не могло или думало, что не может помешать этому. Сам Император, по-видимому, разделял это мнение; он лично призывал все общество к борьбе с антигосударственными и антисоциальными элементами,
