саднило. Видимо, я все же простудилась. Но это казалось сейчас самым меньшим из бед. Навки. Терн. Правда обо мне…
Я поискала глазами Дарена.
Чародей в настоящем своем облике стоял чуть в стороне, но при свете неверных синеватых огней в светцах я ясно видела каждую черточку его лица.
И боялась. Ведь на нем прочно запечатлелся сдерживаемый гнев: разноцветные глаза сузились, длинный, чуть с горбинкой нос заострился, точно клюв; крупные губы плотно поджаты. Одной рукой Дарен опирался на посох, а другой нетерпеливо барабанил унизанными перстнями пальцами по столу. Он мазнул по мне взглядом, а затем склонился над столом вместе с Алафирой – они рассматривали нечто, накрытое холстиной.
– Дай мне таблицы, что нашла Велена, и перевод к ним, – бросил чародей.
Дарен напоминал птицу, зависшую над добычей. Где-то я уже это видела… Ворон? Ох, нет! Я потрогала пышущий жаром лоб – сейчас и не такое покажется!
– Лесёна, – хрипло окликнула меня Алафира. – Долго еще нашему повелителю ждать?
Я встала и, покачиваясь, подошла к длинной стене, вдоль которой тянулись полки с грамотами. Пляшущие огни скакали по старой кладке, и нет-нет да угадывалась в переплетении трещин какая-нибудь руна.
Сюда, в лекарскую башню, приносили все найденные грамоты, таблицы и книги. Нужно было переписать все, прежде чем разница между теплом и холодом обратит в прах заветные руны. Чародеи-мастера прошлого знали, как создавать книги, и под пытками передали знания жрецам. Поэтому книги в Светлолесье были либо очень старые колдовские, либо новые – но червенские. Алафира с учениками в свободное время трудились над спасением чародейского наследия.
Большинство свитков выдавалось с разрешения Дарена и Алафиры, но я старалась по ночам брать подработку с переписываниями. Благодаря этому я изучила почти все, имевшееся сейчас в распоряжении чародеев Нзира. Пожалуй, до знаний голоднее был только Дарен: я не раз замечала, как он забирает что-то из свеженького к себе. У царя чародеев было свое собрание, и хранилось оно в его покоях на вершине Главной башни, куда просто так было не проникнуть.
– Живее, – велела Алафира.
Я наконец сняла с полок искомое и положила на стол перед Дареном.
– У нее жар, – пробормотал он, прежде чем погрузиться в чтение.
Уже снова сидя на лавке, я поняла, что Дарен сказал это Алафире. Та, как обычно, поняла нашего повелителя раньше и скрылась за пологом, не забывая, впрочем, чем-то угрожающе греметь. Алафира жила здесь же: за пологом виднелось меховое одеяло и бытовая утварь. Это напомнило мне избу травника, и сердце дернуло тоской. Не сейчас, не сейчас, велела я себе. Если я буду думать о нем, исчезнет вся решимость, которую я сумела собрать.
– А где Минт? – шепнула я появившейся Алафире.
– Я тебе сводница, что ли, чернявая? – она сунула мне в руки кубок. – Потом со своим хахалем повидаешься.
Я махом осушила кубок. Терпкая горечь со слабым привкусом
