style="font-size:15px;"> Элен хотела возразить, но Клодин уже попятилась к двери, сбивчиво шепча бесчисленные благодарности, в которых Элен не нуждалась – любой француз поступил бы так же, зная, каким открытым и жестоким гонениям нацисты подвергают евреев.
Воспоминания о Люси нахлынули на нее.
С ней, единственной в Лионе, Элен завела дружбу: они как-то вместе стояли в очереди за хлебом, шел дождь, и Люси пригласила спрятаться под ее зонтом. День стоял серый и промозглый, но Люси излучала такую жизнерадостность, что собеседник забывал о ненастье. Бездетная, как и Элен, она плевать хотела на замечания окружающих (которые задевали Элен) и отмахивалась от них с веселой небрежностью.
Неважно, какая вокруг царила тьма, Люси всегда находила в ней проблеск света.
Именно ее яркий огонек помог Элен в те дни, когда начался голод, когда комендантский час загнал ее ежедневную жизнь в тесные рамки, когда стало невозможно выйти из дома без удостоверения личности и пачки талонов на питание.
А потом как-то ночью Люси пропала вместе с мужем, их квартиру перевернули вверх дном и вынесли все ценные вещи. Многочисленные попытки разузнать, куда пропала подруга, оказались бесполезны, так что Элен даже не знала, чем могла бы помочь. Примерно в то же время Жозеф наотрез отказался вступать в Сопротивление, и руки Элен оказались окончательно связаны. Но ярость тлела в ней, как угли под пеплом.
И вот наконец ей удалось сделать хоть что-то стоящее.
Она закрыла дверь за Клодин и снова окунулась в тишину пустой квартиры.
Последствия вчерашнего порыва нахлынули на Элен на рассвете, когда весь Лион еще спал. Миновал комендантский час, а Жозеф так и не вернулся, но теперь она не могла отправиться в полицию, чтобы разузнать о его местонахождении: никто не станет разговаривать с ней, не увидев удостоверения личности. Если она заявит, что потеряла документы, полиция начнет искать вора, а если Клодин поймают с этими документами…
Нет, полиция теперь отпадает.
Кинув взгляд в сторону кухни, Элен вспомнила, что у нее оставалась только горбушка хлеба и несколько клубней топинамбура, которые ей удалось раздобыть накануне. Недостаточно на целый день. Ее желудок, которому вчера не достался даже такой скудный ужин, тихо заурчал.
Придется еще раз навестить Этьена, возможно, на этот раз она застанет его дома. Обращаться к кому-то еще за помощью она не рискнула бы, а Этьену доверяла. Их мирок стал теперь таким разобщенным, каждый следил за тем, что говорит, что делает, с кем общается. В этом мире на вооружении захватчиков стояли пулеметы и страх, а французам остались лишь пустые корзинки и сила запрещенных речей.
Сообразив, что вызовет нежелательный интерес, выйдя сейчас на пустые улицы, Элен сварила топинамбур и съела вместе с горбушкой хлеба. Едва рассвело, она взяла с полки корзинку и сумочку, с которыми обычно выходила в город. У нее редко спрашивали документы, и с чего бы сегодня что-то должно было измениться? Нужно было просто вести себя как всегда.
Однако
