называете себя торговыми представителями, а теперь начинаете рассказывать слезливые истории! Что-то тут не сходится!
Когда Синдзабуро принялся излагать доводы разума эти двум неразумным женщинам, он наткнулся на их искреннее непонимание.
– А что в этом такого?
– Так, послушайте, – остановил их Синдзабуро. – Хватит притворяться дурочками. Я сам в свое время с товаром по домам ходил, так что кое-что в вашем деле понимаю. Врываться в чужое жилье и вести себя таким образом – недопустимо.
– О, господин Хагивара, так мы с вами коллеги! Что ж, вот вам еще одно подтверждение нерушимой связи между нами. Какое чудо! Правда, Цуюко?
– Точно-точно, Ёнэко!
Синдзабуро с ужасом смотрел на то, как эти двое впились друг в друга глазами.
– Но судя по вашей фразе, господин Хагивара, сейчас вы оставили профессию. Простите за любопытство, но почему? Уж не в реструктуризации ли бизнеса дело? Столько компаний проводят ее сейчас. – Ёнэко наклонилась вперед и уставилась Синдзабуро в глаза.
«Да как таких на работу принимают?! – возмутился Синдзабуро. – Похоже, ее даже не обучали». Он так поверил в свое превосходство над ней, что из снисхождения ответил – хоть и не собирался:
– Да, вы правы. Меня сократили в рамках реструктуризации.
Сказав это, Синдзабуро почувствовал, как его голова опускается вниз – словно он чувствует себя виноватым. До этого момента он никому не рассказывал о сокращении, кроме своей жены.
– О, Синдзабуро! Как я вас понимаю! – пронзительным голосом воскликнула Цуюко. Она подалась вперед и склонила свой хрупкий силуэт над журнальным столиком, положив ладонь Синдзабуро на предплечье. От холодного прикосновения он отдернулся назад и сложил руки на груди. Цуюко взглянула ему в глаза: ну ладно, будь по-твоему. Она скромно посмотрела в сторону, а потом снова перевела взгляд – более дерзкий, чем раньше, – на него. Синдзабуро снова отвел глаза.
– Цуюко, ты так добра и нежна! И посмотри, как черство он отреагировал! Господин Хагивара, неужели вам ничуть не жаль бедную Цуюко?
– Разумеется, мне жаль, что так вышло. Но вы ведь не за сожалениями сюда пришли! К тому же ничего из ряда вон выходящего я пока не услышал. Всех нас жизнь по-своему помотала.
Они недоверчиво выпучили на него глаза.
Ёнэко с заметным изумлением прокомментировала:
– В какие бессердечные времена нам выпало жить! Вот в старину любой, кто лицезрел неописуемую красоту Цуюко, сразу готов был отдать за нее жизнь. А уж если еще хоть малую часть ее бедствий описать – то и подавно. Так ведь, Цуюко?
Цуюко снова поднесла к глазам платок и начала всхлипывать – пока ее всхлипы не переросли в наигранное, заливающееся рыдание. Синдзабуро не сомневался – притворяется. Возмутительное поведение гостий раздражало его все больше:
– Так, хватит. Всех жалеть –
