литературе практически всем, что собой представляем и представляли. Если исчезнут книги, исчезнет история, а вместе с ней и человечество. Я убеждена, что Вы правы. Книги – не просто прихотливый свод наших снов и воспоминаний. Они дают нам образцы выхода за наши собственные границы. Кто-то считает, будто чтение – всего лишь способ бегства: бегства от так называемого реального мира в воображаемый, книжный. Но смысл книг куда шире. Они – возможность быть человеком в полном смысле этого слова».[18]
Полный текст интервью Сьюзен Сонтаг для журнала Rolling Stone
Когда четыре года назад вы узнали, что у вас рак, вы стали размышлять о своей болезни. Мне на ум приходят слова Ницше: «В распоряжении психолога есть мало столь привлекательных вопросов, как вопрос об отношении между здоровьем и философией, а в случае, если он и сам болеет, он вносит в собственную болезнь всю свою научную любознательность»[19]. Вы по этой причине задумали свою книгу «Болезнь как метафора»?
Ну да конечно, я стала раздумывать о болезни как о явлении после того, как заболела сама. Я вообще размышляю обо всем, что со мной происходит. Размышление – одно из моих занятий в жизни. Если бы я, попав в авиакатастрофу, оказалась единственной, кто в ней выжил, я бы, весьма вероятно, заинтересовалась историей авиации. Я уверена: все, что я пережила в последние два с половиной года, еще найдет отражение в моей прозе, хотя и будет сильно трансформировано. Правда, ту сторону моей личности, которая занимается написанием эссе, интересовал не вопрос «Что со мной происходит?», а скорее «Что на самом деле происходит в мире больных? Какие мысли их посещают?». Я изучала собственные мысли, потому что у меня возникло много фантастических идей относительно болезни вообще и рака в частности. Я ведь до этого никогда не размышляла всерьез о болезни как о проблеме. А если не обдумать что-то как следует, велика вероятность – даже если вы человек просвещенный и свободный от предрассудков – оказаться во власти стереотипов.
Я не то чтобы специально поставила перед собой эту цель (вроде «Ну, раз уж я заболела, начну-ка теперь размышлять об этом») – просто думала о случившемся. Вот лежишь ты на больничной койке, к тебе приходит врач, а у них, у врачей, совершенно специфическая манера разговаривать с больными, – так что выслушаешь все это и призадумаешься: а что же тебе сказали? что эти слова означают? какую информацию тебе дали? как ее следует оценивать? Но дальше думаешь: «Как странно, что люди вообще разговаривают подобным образом». А потом вдруг понимаешь: это все говорится с учетом всех тех представлений, которые есть у больных. В общем, можно было бы сказать, что я тогда принялась философствовать на эту тему, – хотя мне и не хотелось бы употреблять столь претенциозное слово, я ведь очень уважительно отношусь к философии. Правда, если в более общем смысле, то философствовать можно о чем угодно. То есть, влюбившись, вы задумаетесь над тем, а что это такое – любовь (конечно, при условии, что вы в принципе склонны к размышлениям).
Один
Перевод Б. Дубина.
Ницше, Фридрих. Веселая наука / пер. К. А. Свасьяна // Сочинения. В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 493.
