на бок и захлёбываюсь рвотой и кровью.
Удар.
Слишком больно.
Держись, Север. Ты должен справиться.
Удар.
Боль прорезает позвоночник. Тело немеет. Я, наконец, проваливаюсь в спасительную темноту.
Чувствую, как жжёт глаза за закрытыми веками. Даже сейчас ощущаю физическую боль. Силы покидают моё тело, и я повисаю на Насте, опустив голову ей на плечо.
Понимаю, каких усилий ей стоит держать мою обмякшую тушу. Её ладони с такой силой сжимают рёбра, что кажется, они снова хрустнут и пробьют лёгкие. Вот рту появляется металлический привкус крови.
– Артём, что случилось? Тём, ответь! Артём, пожалуйста, не пугай меня! Тёма! – врывается в затуманенную голову перепуганный голос моей девочки.
Тоха хватает меня сзади и куда-то тащит. Беру себя в руки. Засовываю это дерьмо туда, откуда оно вылезло. Не расклеюсь. Не сломаюсь. Тогда не сломался, а значит и сейчас справлюсь.
– Всё нормально, Тох.
Сбрасываю его руки, когда понимаю, что крепко стою на своих двоих. Подхожу к бледной, как смерть Насте. Её губы дрожат, а в глазах стоят слёзы.
Я должен быть для неё стеной и опорой. У неё никого, кроме меня нет. Я должен защищать свою малышку, а не тащить вместе с собой на дно. Однажды я с него уже поднялся и больше не упаду.
Опять хватаю за лицо и быстро целую. Прижимаю к себе.
– Всё хорошо, Насть. Всё в порядке. Не бойся, малыш. Ну всё, переставай трястись. – шепчу ей в шею, ласково пощипывая губами. – Посмотри на меня, девочка моя. Всё в норме. Я люблю тебя.
– Что это было, Артём? Что случилось?
– Просто не лезь в это, маленькая. Не надо воскрешать призраков. Не ныряй в эту выгребную яму под названием "прошлое Артёма Северова". Прошу, родная, не надо.
– Не буду. – качает головой и опускает ресницы. А когда открывает глаза, то меня на кровавые ошмётки рвёт. Такой страх и боль в её зрачках, что выть охота. – Точно, всё хорошо, Артём? Может, надо в больницу или…
– Только если в дурку, Насть. – смеюсь и снова целую, чтобы стереть из её глаз эти эмоции. Никогда не хочу их там больше видеть. – Выдыхай, любимая. Этого больше не повторится.
– Обещаешь?
– Обещаю!
Едва Тоха сваливает из хаты, облокачиваюсь спиной на дверь и медленно сползаю вниз. Подгибаю колени, свешиваю между них руки и опускаю голову. Даю себе всего минуту на слабость. Больше нельзя, иначе сдохну.
Настя гремит на кухне: убирает со стола. Посуду потом сам помою. Нет, я, конечно, не против, чтобы она этим занималась, но не сейчас.
Закрываю глаза и медленно, глубоко вдыхаю вязкий воздух. В ротовой полости давно забытый вкус отчаяния. Руки трусятся. Да и всего коноёбит, как в припадке. Выталкиваю переработанный кислород через нос. Мотор долбит за грудиной, отдаваясь резкой болью в тех самых сломанных рёбрах. Я давно перестал ощущать боль в треснувших костях. Тогда какого хрена сейчас?
Слышу приближающиеся шаги и тут же напрягаюсь, подскакивая на ноги, но моя девочка так и не появляется.
Глючит, что ли?
Делаю ещё несколько
