брат, Виктор, старше меня на три года, особыми талантами не выделялся, разве только унаследовал от отца (да и похож был на него) манеру разговаривать сам с собой вслух, особенно во сне, да отличался особой аккуратностью и педантизмом. Пожалуй, аккуратность, присущая ему, тоже была своего рода талантом. После окончания средней школы он год поработал на железной дороге помощником дежурного по станции, хотя никаких курсов для этого не проходил. Просто мы, дети железнодорожного мастера, были «хорошо подкованы» в профессиональных познаниях. Я, например, учась в 4—5-м классе, назубок знал все правила, записанные в инструкциях по «путевому хозяйству», и даже на экзаменах, которые принимал отец у своих рабочих и путевых обходчиков, пытался подсказывать тем, кто затруднялся с ответом. А Виктора в 1939 году призвали в воздушно-десантные войска на Дальнем Востоке. Незадолго до начала войны бригаду, в которой он служил, перебросили на Украину, где ему довелось и встретить первые удары фашистской военной машины, и испытать горечь отступления. При обороне Северного Кавказа он был ранен, лечился в госпиталях и погиб (вернее – пропал без вести) в декабре 1942 года где-то под Сталинградом.
Сестра моя Антонина Васильевна (1927 года рождения) после 1945 года избиралась в наш поселковый Совет депутатов трудящихся. А после переезда на жительство в Ленинград работала с секретным делопроизводством в одном из райвоенкоматов города. Доверяли ей, несмотря на репрессированного отца.
До 7-го класса я учился в нашей поселковой школе (там я вступил в комсомол), а с 8-го класса – в железнодорожной средней школе города Облучье, расположенного километрах в 40 по железной дороге от станции Кимкан, нашего постоянного места жительства.
Как я уже говорил, в 1938 году мой отец был осужден на 3 года за халатность, а старший брат служил в армии, и на небольшую зарплату другого брата, Виктора, маме было невозможно платить за мое обучение и проживание в интернате. Тогда я по собственной инициативе написал наркому путей сообщения Л.М. Кагановичу письмо, в котором рассказал о трудностях нашей семьи в обеспечении моего желания дальнейшей учебы, в том числе и то, что отец – железнодорожник и осужден за халатность. Вскоре я, школьник, получил правительственное письмо, в котором распоряжением наркома мне обеспечивались за счет железной дороги все виды платежей за обучение до получения среднего образования и проживание в интернате при школе, а также бесплатный проезд по железной дороге к месту учебы и обратно. Я хорошо запомнил характерную подпись на официальном бланке письма: «Л. Каганович». Особо запомнилась большая, несоразмерно высокая заглавная буква «Л» (Лазарь). Так что учеба в Облученской железнодорожной средней школе на все три года мне была обеспечена.
Позже я узнал, что муж моей тети Клавдии Даниловны в детстве совершил более смелый поступок. Когда его после 6-го класса не допустили к дальнейшей учебе (по крайней бедности), он, 14-летний паренек
