мной майор был в полушубке и, несмотря на жарко натопленную комнату, затянут ремнями, будто каждую секунду был готов к любым действиям. Лицо его с заметно поврежденной сверху раковиной правого уха было почти до черноты обветренным. Просмотрев мое еще тощее личное дело и задав несколько вопросов о семье, об училище и о здоровье, он вдруг сказал: «Мне все ясно. Пойдешь, лейтенант, к нам в штрафбат!» Кажется, заикаясь от неожиданности, я спросил: «З-з-за что?» И в ответ услышал: «Неправильно задаешь вопрос, лейтенант. Не за что, а зачем. Будешь командовать штрафниками, помогать им искупатьих вину перед Родиной. И твои знания, и хорошая сибирско-дальневосточная закалка для этого пригодятся. На сборы тебе полчаса».
Наверное, тогда впервые в моих мыслях появилась ниточка рассуждений, связывающих текущие события с совсем недавним прошлым. Я ничем не могу подтвердить верность тех предположений, но тогда как молния просверлила мозг идея: а не за репрессированного ли отца это наказание? Конечно же, сразу и контрдовод появился: так сын же за отца не отвечает! Потом, когда я узнал, что из 18 офицеров, отобранных на командные должности в штрафбат, оказался я один, еще не имеющий боевого опыта, «необстрелянный», а остальные имеют не только боевые ранения, но часть даже наградами отмечены, эта мысль снова долго не давала мне успокоиться. Она не позволяла оправдать мое определение в штрафбат только моим «сибирским здоровьем». Эта крамольная мысль еще не раз за время службы в штрафбате, да и уже после войны, посещала меня, но каждый раз находился и «контрдовод» ей. Но об этом тоже в свое время. Однако одновременно с этими сомнениями и с определенной степенью недоумения возникала и гордость за то, что меня приравняли к боевым офицерам. У меня, правда, может быть, меньше, чем у других, какое-то представление о штрафбатах уже имелось (хотя бы из приказа наркома обороны № 227), но как далеко оно оказалось от реального! В приложениях № 1 и № 2 я привожу полный текст приказа Сталина № 227 «Ни шагу назад!» и Положения о штрафбатах.
Как оказалось, майором, отбиравшим нас для штрафбата, был помощник начальника штаба 8-го отдельного штрафного батальона Лозовой Василий Афанасьевич. С ним мне довелось и начать свою фронтовую жизнь в 1943 году, и совершенно неожиданно встретиться через четверть века после войны на оперативно-командных сборах руководящего состава Киевского военного округа. Тогда я был уже в чине полковника и его, тоже полковника, узнал по приметному правому уху.
А тогда, в декабре 1943 года, после тяжелых боев под Жлобином (Белоруссия) этот штрафбат понес большие потери, в том числе и в постоянном офицерском составе (об этих потерях я сообщу в следующей главе). Вот Лозовой и отобрал нас, восемнадцать офицеров, от лейтенанта до капитана, в основном уже бывалых фронтовиков, возвращавшихся из госпиталей на передовую.
Буквально через час мы уже мчались в тревожную ночь на открытом автомобиле с затемненными фарами в сторону передовой, хорошо определяющейся по всполохам от разрывов снарядов, по светящимся
