в его сторону. Огромный рыжий детина в тельняшке, с кожей, как у ошпаренного кипятком рака, протянув ручищу в сторону Оли и Маши, провозгласил: «Шукшин – инопланетянин. Они часто раньше посещали наши края. Посмотрите на его деток. Они же яйцеголовые! И Евгений Черносвитов тоже яйцеголовый!.. А этот, – он пальцем ткнул в сторону Смирнова, оставшегося на сцене, благо нашелся лишний стул, освободившийся из-под Буркова, – тупоголовый, из Степи. Тупоголовые и яйцеголовые вечно враждовали друг с другом!» Жора, громко икая, и неловко тыкая пальцем в сторону детины в тельняшке, пояснил мне: «Это профессор из Ленинграда, Козлов, его фамилия, кажется. Его ребята роют у Иркутска и Барнаула. У них своя теория происхождения жизни на Земле».
Не успел профессор из Ленинграда закончить свою речь, как со стороны сцены раздался пронзительный вопль. В зале стало очень тихо. Это так закричала Маша Шукшина. Она соскочила со стула, обхватила свою красивую голову с длинными распущенными волосами руками, стояла, и покачиваясь, выла! Минуту так продолжалось. Потом как по команде встали Оля и Катя, подошли с разных сторон к Маше, прижались к ней, взяли ее за руки и медленно повели со сцены. Они скрылись в ближайшей двери. Люди из клуба тоже начали расходиться.
Я подробно описал эту сцену, чтобы заново пережить ее. Ибо, именно там, в клубе Бийска, заканчивая свое выступление о Шукшине, я вдруг неожиданно для себя сказал ту заключительную фразу, которая, уверен, вывела из себя А. С. Смирнова (нас потом пытались «помирить» и познакомить, но я категорически отказался: ведь, действительно, разве может быть мир между яйцеголовыми и тупоголовыми?) Повторю эти слова, сказанные мной в Бийске 24 июля 1984 года: человек рождается сам и умирает сам. Дело в том, что только что начиналась грандиозная компания. Кто ее инициировал, я так и не знаю! Но такие события не возникают на голом месте, теперь-то мы это хорошо усвоили. Компания, разделивших всех почитателей и родню Сергея Есенина на два лагеря. Одни стали яростно доказывать, что Есенин был убит чекистами. Другие – что он спился и повесился. Я, как уже сказал выше, собрал бригаду судебно-медицинских экспертов и криминалистов из разных регионов страны и предложил произвести повторное исследование, то есть, эксгумацию. Те документы и «документы», которые мне удалось собрать, не убеждали ни в первой, ни во второй версиях о смерти Сергея Александровича Есенина. Не буду здесь повторяться. Я много по этому поводу выступал публично. Единственный из всех «борцов» за правду о Есенине, как левых, так и правых, настаивающий на необходимости повторно исследования, которое нужно начать с эксгумации. С обеих сторон у меня были ярые противники. Поддержал меня только сын Есенина, Александр Сергеевич Есенин, проживающий в США. Из-за своей позиции, мне пришлось покинуть Институт мировой литературы им. М. Горького. Феликс Феодосьевич Кузнецов,
