ящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
“Dis, quand reviendras-tu?”
Слова и музыка Barbara.
© Éditions Beuscher-Arpège/ Éditions Musicales François Llenas, 1964
© Flammarion, 2023
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2024
Моей необычно появившейся на свет Сюзанне
Глава 1
1998
Мне 7 лет. Я иду по бордюру, как по канату, руки раскинуты в стороны, словно крылья самолета. Ножка за ножкой, смотреть пытаюсь только вдаль, так советовал мне Марсель, вперед и вдаль, и главное, главное, не смотреть на свои ноги. С каждым днем идти все легче. В начале каникул удавалось сделать не больше трех шагов. Сегодня я могу несколько раз обойти квадратный дворик кривобокого серого дома, в котором живу. Я поклялась себе, что до конца лета сделаю это с закрытыми глазами.
Нога соскальзывает с бордюра всего через несколько сантиметров после моего предыдущего рекорда. Я достаю из кармана голубой мелок и чиркаю по камню: это новая метка. Закидываю лямку рюкзака на плечо, поправляю шлем на длинных темных волосах и выезжаю со двора на скейте.
Солнце стоит уже высоко в небе и ласково пригревает мне руки. Начался август, и город опустел. В некоторых магазинах даже опустили тяжелые железные шторы, прикрепив к ним и оставив дрожать листки бумаги. Все разъехались. Все, кроме меня. Я бы тоже хотела на море, ясное дело, но мне нравится, что город только мой. В парке животные вылезают из укрытий, чаще всех – белки, ведь съестного у них поубавилось. Поэтому вечером, за ужином, я сую в карман кусок хлеба. Незаметно, украдкой, потому что дедушка не выносит расточительства. Он пережил войну, а в войну, говорят, всегда хочется есть.
Я добираюсь до своей любимой скамейки в тени большого дуба. Люблю его мощные ветви. Ничто не может так успокоить, как дерево, и, наверно, поэтому мне так нравится Марсель. Он похож на старый ствол.
Как и в другие дни, я пытаюсь обхватить ствол дуба руками. Обнимаю шершавую кору, она хорошо пахнет, как старый деревянный стол в кухне. Я думаю о том, что в тот день, когда смогу его обнять, я буду достаточно большой, чтобы уехать отсюда.
Но пока я здесь, в парке. Достаю краюшку хлеба из кармана шорт и бросаю несколько кусочков перед собой. Два голубя осторожно приближаются к крошкам. Я поглядываю на них, но толком не смотрю. Я жду.
И вдруг – он идет. На нем каскетка и зеленый комбинезон, перед собой он толкает тачку с цветочными горшками.
– Привет! – говорю я, подходя к нему.
– Хей, Притти Билли! – отвечает Эрнест своим низким баском.
Каждый раз радостная дрожь пробегает у меня по спине. Меня зовут Билли, в честь той американской певицы, у которой был самый красивый голос в мире. Билли Притти. Марсель рассказывал мне эту историю, когда я была маленькой и не могла уснуть. Именно так я объяснила происхождение своего имени Эрнесту в нашу первую встречу, в начале лета.
– Что ты сегодня сажаешь?
– Ирисы, – отвечает он. – Поможешь мне?
– Хорошо.
Цветы я не особо люблю, но мне очень нравится Эрнест. Он расцвечивает красками землю, а еще больше – мое сердце. Не знаю, как это может быть, но, стоит ему открыть рот, из него вырывается радуга. Низкие ноты, высокие ноты, а между ними перемешано множество тесситур. Я закрываю глаза и вижу, как сплетаются и расплетаются разноцветные узлы. Эрнест поет один, но я представляю себе, будто из него льются голоса всех его предков. И эта мысль успокаивает меня.
Я остаюсь с ним, пока он не уходит на обед. Тогда, вскочив на скейт, я принимаюсь петь песни, которые только что услышала. Дома нет ни радио, ни телевизора и уж тем более компьютера. Раньше в кухне потрескивал маленький приемник, но он отдал богу душу прошлой зимой. А замены ему так и не нашлось.
К счастью, соседка снизу играет на пианино каждый вечер по часу. Я этого не пропущу ни за что на свете. Прижимаю ухо к полу и слушаю поднимающуюся ко мне мелодию. С первых же нот у меня сердце набухает в груди. Оно становится таким большим, что я чувствую его в горле. Наверно, оно надавливает на что-то, на какое-то озерцо, потому что всегда именно в этот момент из моих глаз вытекает слезинка и катится по щеке. Музыка – единственное, от чего я могу заплакать.
Марсель не особо разговорчив, но всегда меня слушает, когда мне есть что рассказать. Он высказывает свое мнение и никогда не раздражается, разве только когда кто-нибудь не закроет кран. Вот это действительно выводит его
