историей про монстра из темных глубин скрывается всего лишь очередной брошенный ребенок, которому просто не повезло унаследовать жабры от своего морского родителя.
Говорят, в Бастионе каждая старая улица проклята по-своему. Говорят, здесь кроется по десятку древних зол в каждом черном переулке. Люди вообще много говорят, в особенности о том, чего не понимают.
Но этот город и правда не желал им добра.
Торн чувствовала себя здесь так, как не чувствовала нигде и никогда. Она почти готова сказать, что Бастион ощущается для нее домом, но она не знает, что такое «дом» на самом деле. Она убегала сюда практически каждый день, в эти темные кварталы, туда, где никто ее не найдет и не будет искать. Здесь ей… спокойно.
Она знает, почему. Почему Бастион принимает ее.
Она видит его душу. Такую же темную, как и у нее, полумрак в свете прогорающей свечи. И он видит ее, и забирает ту беспомощность, что пустила корни в ее сердце. Порой она терялась в этих проулках, похороненная в его мертвой тишине. Закрывала глаза, пойманная в бесконечную паутину вязкого прошлого, переплетающего воздух. Здесь, в темноте вечного Бастиона, луна отвечает на ее взгляд, а звезды следят за ней голодным взглядом.
Здесь, в глубинах Бастиона, она в своем хищном мире, где больше не нужно притворяться. И тогда она открывает глаза по-настоящему и видит скрытое прошлое каждого маленького закутка.
Она видела Врата Воров, титанически-огромные изваяния, разделяющие Бастион напополам. Рядом с этими гигантскими могильными плитами любой ощущается песчинкой в чьем-то неряшливом и запущенном каменном саду. Торн может забываться на долгие часы, изучая вязь рисунков на Вратах Воров. Как в детстве играли они с Майли, она почти готова придумывать, что эти плетения на самом деле – буквы, и все здесь рассказывает какую-то вечную историю.
Она видела загадочный замкнутый двор. Никакой из домов не был жилым, а все внутренние стены оказались витражами тонкой работы. С узорчатых разноцветных стеклышек на Торн смотрели розы, кленовые листья, тонкие плетения, но даже ее зрение не давало разглядеть все в такой темноте. Она видела аллею, уставленную старыми сколотыми статуями, как деревьями. Вместо осыпавшихся крон – оружие наизготовку, вместо стволов – тела в затертых доспехах, на которых не различить узора мастера. Вглядывалась в сбитые лица и искала что-то, что могла узнать, но видела только воспоминания камня о некогда четких точеных лицах. Эти черты вразлет, штрихи обезумевшего от вдохновения творца, эти пропорции и острые уши. Аллея реликтовых воинов.
Бесконечно боясь кровожадных монстров из темного леса, каждый начинает жизнь, читая сказки о реликтовых принцах. Торн их тоже читала. О Баелорр, чьи глаза – выжигающие солнца, чье дыхание – чума, кто проливал реки крови только чтобы насладиться ее запахом. О Дейорайне Даэлветхе, принце, выкованном в золотом огне, повелителе света в бесконечной тьме лесов. Три сказа Эрина, полные печали: о прекрасных Биеранне, сраженном копьем из когтя бога Расгарексара; Люичаре, превращенном в гончую и загнанном как дичь; Аелисаре,
