улыбаясь плутовски. – Хоть раз полицейский – всегда полицейский.
– Так говорят, да, – отзывается Кел. – Сам-то я полицейского не врубаю, пока мне за это не заплатят. Нанимаете?
Тут Джонни хохочет щедро. Кел на этот раз не подключается, и Джонни угомоняется и серьезнеет.
– Что ж, – говорит, – для меня это, видимо, хорошо. Как по мне, так пусть уж лучше Тереза развивает вкус к столярному делу, а не к полицейскому. Дурного про такую работу не скажу, я к ней со всяким почтением, однако ж и риски в ней есть – а то, кому я рассказываю? Не хотел бы я, чтоб она под ударом оказывалась.
Кел понимает, что с Джонни надо поласковей, но вразрез с таким намерением прет позыв всыпать этому кенту. Ясное дело, Кел такого делать не станет, но даже представляя это себе, получает некоторое удовлетворение. В Келе шесть футов четыре дюйма и телосложение соответствующее, а за два года ремонта этого дома и помощи на разных соседских фермах в форму он пришел лучшую, чем та, в какой был в свои двадцать, пусть даже какое-никакое брюшко отрастил. Джонни же – тощий недомерок, чей главный борцовский навык, по всей видимости, состоит в том, чтобы уговаривать других драться вместо него. Кел прикидывает: если разбежаться и под удачным углом приложить носком ботинка, этого мелкого говнюка можно отправить прямиком через грядку с помидорами.
– Постараюсь приглядеть, чтоб она себе палец не отпилила, – говорит. – Хотя гарантировать не могу.
– Ай, понимаю, – говорит Джонни, пригибая шею чуточку застенчиво. – Просто самую малость поберечь ее хочу, вот и все. Стараюсь, видать, загладить, что столько отсутствовал. У вас свои-то есть?
– Одна, – говорит Кел. – Взрослая. Живет в Штатах, но каждое Рождество приезжает в гости. – Обсуждать Алиссу с этим кентом его не тянет, но он хочет, чтобы Джонни знал: она с ним связь не рвала, ничего такого. Главное, что в этом разговоре Кел пытается донести, – безобидность.
– Приятное тут место, чтоб в гости наезжать, – говорит Джонни. – Большинству оно кажется чуток слишком тихим для жизни. Вам-то как?
– Не, – говорит Кел. – Мне любая тишь да гладь годится.
Из-за Келова выгона доносится оклик. К ним, опираясь на свою клюку, ковыляет Март Лавин. Март мелкий, жилистый и щербатый, в пуху седых волос. Когда Кел прибыл, ему было шестьдесят, и с тех пор он ни на день не состарился. Кел подозревает, что Март из тех мужиков, какие выглядят на шестьдесят в свои сорок и будут выглядеть на те же шестьдесят и в восемьдесят. Драч бросается обнюхаться с Коджаком, Мартовой черно-белой овчаркой.
– Батюшки святы, – прищуриваясь, говорит Джонни. – Уж не Март ли это Лавин?
– Похоже на то, – говорит Кел. Поначалу Март захаживал к Келу всякий раз, как становилось скучно, однако последнее время так часто не появляется. Кел знает, что́ его привело сегодня, когда ему глистов у ягнят гонять надо. Увидал Джонни Редди и все побросал.
– Что ж не учел-то я, что он все еще тут, – с удовольствием произносит Джонни. –
