на мать. Шила женщина высокая, жилистая, мосластая, с густыми рыже-каштановыми волосами, чуть тронутыми сединой, затянутыми в хвост. Лицо у нее как старое дерево – кое-где вытерто до блеска, а кое-где грубое – и неподвижное. Трей ищет в нем красоту, о которой говорил отец, но слишком уж много раз видела она это лицо и в таких понятиях истолковывать его не может. Говорит:
– Это ты ему сказала, что Брен ушел его искать?
С тех пор как они промеж собою произносили имя Брендана, прошло почти два года. Шила знает то же, что знает Трей, – плюс-минус. Трей слышит, как мать шумно выдыхает через нос.
– Я.
– Чего это?
Шила смахивает крошки со стола в ладонь.
– Я хорошо знаю отца твоего. Вот чего.
Трей выжидает.
– И еще я ему сказала, что вы тут все скучали по нему люто. Все глаза выплакивали что ни ночь, вы с Мэв в школу не шли, потому что стыдно было, что нет у вас папки. И стыдно, что мне годная одежда не по карману.
– Мне насрать было, что он уехал, – говорит Трей. – Да и насчет одежды насрать.
– Я знаю.
Кухня пахнет беконом и капустой. Мать двигается медленно и ровно, словно растягивает запас сил.
– Если совесть его заест как следует, – говорит Шила, ссыпая крошки из ладони в мусорное ведро, – он от этого сбежит.
Шила тоже хочет, чтоб он ушел. Трей не удивляется, но это знание не очень-то ее утешает. Хвати у Шилы сил выселить Джонни, она б это уже устроила.
По коридору несется сонный плач:
– Мамочка!
С тех пор как отец уехал, Аланна спала с матерью, но ее плач доносится из комнаты Лиама. Шила вытирает руки о посудное полотенце.
– Дотри стол, – говорит она и уходит.
Трей запихивает остаток хлеба в рот и протирает стол. Слушает, как бормочет капризно Аланна, как беспокойно шевелятся деревья. Заслышав хруст шагов за входной дверью, щелчком пальцев зовет с собой Банджо и двигает спать.
3
Лена идет домой утром, уже жарко и трещат насекомые. Отправляясь к Келу, иногда она оставляет машину дома – особенно для того, чтобы назавтра вот так шагать домой пешком, лениво и вразвалочку, в мятой одежде, и солнце в лицо, и запах Кела на коже. Так она чувствует себя молодой и немного бесшабашной, ей бы еще туфли нести в руке, будто вытворяла что-то буйное и наслаждалась каждой минутой. Давно не выпадало Лене ничего буйного, что хотелось бы вытворить, но вкус этот ей по нраву.
От Норин Лена собиралась некоторое время держаться подальше. С сестрой она ладит – в основном позволяя привольно изливаться потоку сестриных советов и предложений, – но предпочла бы погодить немного, прежде чем обсуждать Джонни Редди, а Норин ожидание переносит плохо. В том, чтобы совать свой нос во все подряд, и состоит, среди прочего, работа Норин. Лена подозревает, что Норин вышла замуж за Десси Дуггана – по крайней мере, отчасти – ради того, чтоб оказаться за прилавком, то есть в центре тяготения, куда устремляются любые сведения из Арднакелти и шире. Пока они были детьми, лавку держала миссис Дугган, мать
