парень не рискнул. И так за ним уже числилось порядочно несуразностей, чтобы ещё и о внешности беспокоиться, но на четвёртый день своих мытарств парень не удержался и, добредя до большой бочки, предназначенной для полива огорода и заполненной дождевой водой, попытался рассмотреть себя в отражении. Первой его реакцией было выругаться в голос. Это был одновременно он и не он. А если быть совсем точным, это был он, только примерно на десять лет моложе.
Тряхнув головой, словно отгоняя морок, Матвей наклонился пониже и всмотрелся в собственное лицо. Вот теперь стало ясно, что это было его собственное лицо, но на левой щеке, от уголка глаза, вниз к челюсти и ниже, по шее и дальше под рубашку, извивался ветвистый синеватый шрам. Коснувшись его кончиками пальцев, парень ясно ощутил это прикосновение, но никаких болезненных ощущений не возникло. Словно этому шраму было уже много лет.
«Блин, вот это украшение, – мысленно присвистнул парень. – Это что, от молнии такое? Странно, что глаз при этом цел. Да и вообще, после такой прожарки можно было веником в совочек собрать. Ладно. С рожей всё ясно. Всё равно ничего тут уже не исправишь. А вот что у меня с организмом?» – задался он более насущным вопросом».
– Сынок, ты чего там? – послышался голос, и к бочке подошла Настасья.
– Да вот, смотрю, что со мной сталось, – честно признался Матвей, зачерпывая пригоршню воды и умываясь.
– Главное жив, сынок. А с лица воду не пить, – произнесла женщина дрогнувшим голосом. – Да и какой казак без отметины? Тут почитай у всей станицы шрамы имеются.
– Одно дело – в бою шрам получить, а другое – вот так, на пустом месте, – проворчал Матвей в ответ и, махнув рукой, поплёлся в дом.
Больше всего его раздражала собственная беспомощность. Воспитывая мальчишку, дед не миндальничал и с первого дня вбивал в него одно, но непреложное правило. Ты мужик, а значит, права на слабость не имеешь. Пока движешься, мыслишь, значит, можешь всё, и справляться со всеми проблемами должен, как здоровый. Через боль, нежелание и все препятствия. Именно это правило спасало его и в уличных драках, и в армии, и в разборках со всякими отморозками.
К восемнадцати годам Матвей имел разряды по боксу и по рукопашному бою, так что противником он был непростым. А бояться дед его отучил в первый же год их совместной жизни. Точнее, научил мальчишку переступать через свой страх. Так что теперь, бредя к крыльцу, парень мысленно делал всё, чтобы не дать себе скатиться в отчаяние и истерику. Слишком много всего навалилось разом. И смерть деда, и удар молнии, и перенос непонятно куда, а главное, зачем. А самое главное, непонятно что творящееся с его организмом.
Усевшись на свою лежанку, Матвей задумчиво осмотрелся и, приметив на столе оставленную прапрабабкой ложку, хмыкнул. Инструмент был явно старым и давно находившимся в употреблении. Края выщерблены. А значит, ему есть чем занять руки и спокойно подумать. Поднявшись, Матвей снова выбрался из дома и, добредя до навеса, где хранились дрова для печки, принялся перебирать нарубленный
