молод, горяч, даже спесив, всё это послужило причиной. Злые языки связали моё имя с именем молодой жены старого сенатора, близкого к императорскому двору. В оскорбившей меня форме он потребовал оправдаться, но я был неразумно горд и ответил пощёчиной. Был большой скандал. Мне грозили тяжкие последствия. Но вмешалась государыня, и я был сослан на Кавказ в действующую армию. Остальное, если вам интересно, Аннушка, я расскажу как-нибудь потом. А сейчас, голубушка, пора спать. Завтра, вероятно, будет трудная дорога, начинаются горы.
Дорога следующего дня, вопреки ожиданиям, оказалась не такой уж и трудной. Пришлось преодолеть несколько не очень крутых, скорее затяжных подъёмов и спусков и одно довольно глубокое ущелье с бурной речкой. Но всё обошлось без сложностей. Аннушке подобрали кроткую кобылу из обозных, подтянули стремена и усадили в седло учиться мастерству наездников. Ко всеобщему одобрению казаков, девушка, заметно было, слегка робела, потом попросила плеть и стала поторапливать ею свою покорную лошадь, чтобы не отставать от остальных. Казаки переглядывались меж собой, добродушно посмеивались в усы, но молча, боясь задеть самолюбие есаула. Всю дорогу над колонной кружили орлы. Поднимались спиралью, становились едва видимой точкой и, раскинув крылья, парили над степью, выслеживая добычу. Спугнули пару волков. Они уходили сначала поспешными скачками, выставив хвосты, а отбежав дальше, не торопясь, изредка оглядывались. По сторонам дороги сидели, посвистывая, какие-то зверьки. Стоило подъехать ближе – они молниеносно ныряли в норы. День был тёплый, нежаркий. Временами налетит лёгкий ветерок, взволнует ковыль, обдаст прохладою лица казаков и исчезнет, будто его и не было.
Казаки, покачиваясь в сёдлах, повесив головы, дремали. А Аннушка и есаул ехали впереди колонны, чуть поодаль. Аннушка, попав впервые из города в дикую степь, не скрывала своего восторга. Всё было ей в диковину: и множество галдящих порхающих птиц, бабочек, стрекоз, и стрекотание кузнечиков. Всё удивляло и радовало её.
– Что это за птица, с хохолком на голове? – тормошила она есаула.
– Это удод, Аннушка, – степенно разъяснял он.
Но встал в тупик, увидев довольно крупную синюю птицу.
– Вот уж тут я не могу Вам помочь, уважаемая Анна Ивановна!
И оба расхохотались. Так и ехали, разнообразя дорогу задушевными разговорами. Есаул узнал, что Аннушка из семьи педагогов. Отец преподавал историю в университете, а матушка учила игре на фортепиано в музыкальном училище недалеко от их дома. У Аннушки сестра младше её и брат много старше, служит в каком-то секретном ведомстве в столице. С каждым часом Евгений Иванович находил Аннушку всё более привлекательной. И её прямой открытый взгляд, манера говорить, лишённая какого-либо кокетства или желания понравиться, убеждали его в том, что перед ним не лишённая милых женских слабостей, цельная, волевая натура. Между тем где-то после полудня вдали показались горы, а через пару часов отряд оказался перед пологим спуском в котловину глубиной в несколько сот
