они нравились также, нравился царящий в их глубине сумрак и уединение, что они даровали; Элеонора была совершенно права, и одиночество действительно было близко моей натуре. Даже странным казалось то, как раньше я могла с ним враждовать, не желая принимать эту неотъемлемую черту своего характера.
Наверное, я просто очень изменилась за это время. Может быть, стала мудрей… Может быть.
– Ты требуешь от меня слишком многого, – сказала она. – Порой я вижу разноцветные нити будущего и порой – темную, изорванную ткань прошлого. Я способна сказать о незнакомце, как его имя, что он из себя представляет, и что его может ждать. Но я не способна называть даты давно ушедших в хаос событий, не способна определить всю бытовую конкретику прошлого, как и конкретику будущего. Ты не понимаешь, о чем меня просишь.
– Я не понимаю, о чем прошу, – согласилась я. – Я очень мало знаю о предвидении в теории и ровно ничего не знаю на практике. Со мной никогда не происходило что-либо подобное. Я не умею видеть еще не произошедших событий.
– Только варианты этих событий, – поправила меня Элеонора.
Я нетерпеливо махнула рукой.
– Пусть так, я не спорю. Но ведь что-то же ты знала? То, чего не знаю я… может быть… Ты знала это даже тогда, когда я пришла к твоему дому? Ведь так, Элеонора?
Она молча кусала губы и чертила сломанной веткой какие-то фигуры на земле.
– Мне нужно подумать. Может быть, мои слова не принесут тебе ничего хорошего.
– Это все равно. Я хочу знать, что бы там ни было.
Она коротко кивнула.
– Поговорим об этом завтра. Не торопи меня, раньше этого делать нельзя.
– Ты знаешь, как это для меня важно.
– Вероятно, что это важно и для меня.
Элеонора ушла, а я с тоской поглядела в синее небо.
Когда же ты дашь мне ответ?
Почему ты меня так мучаешь?
Почему ты так мучаешь меня, Бог, в которого я не верю?
***
К слову сказать, у Элеоноры мне нравилось. Она была более чем радушной хозяйкой, и ее слова насчет библиотеки оказались впоследствии совершенной правдой.
Здесь были какие-то книги, ветхие и еще пахнущие свежей типографской краской, громадные, как толковый словарь, и крохотные, изданные в так называемом «карманном» формате и мягкой шелковистой обложке. Мне нравилось бывать в библиотеке, но по-настоящему я за нее еще не бралась. Не было времени и повода, я училась верховой езде и отправлялась порой с Элеонорой в долгие, до одури изматывающие прогулки.
Мы почему-то всегда находили общие темы для разговоров, и, даже если и спорили, поссориться всерьез не могли.
Она могла бы стать мне настоящим другом, эта странная, сияющая перламутровым светом Элеонора. Таким другом, какого у меня никогда не было.
Ее возраст не мешал находить мне с ней общий язык. Она выглядела ненамного старше меня, а внутреннюю дряхлость зачастую встречаешь
