style="font-size:15px;"> – Ты сам предложил или она попросила?
– Я рассказывал ей о своей учебе в Фордхэме. Заметил, что, как мне кажется, ей там понравится. Она долго колебалась, когда я предложил ей помощь.
– А потом?
– Потом призналась, что давно об этом мечтала.
Тем же вечером, после того как они с Тони шепотом обсудили в темноте текущие дела, Эйлиш заговорила об учебе Розеллы в колледже. Она сказала, что Фрэнк сам предложил оплатить обучение; Розелла согласилась только после того, как он на нее надавил.
– А у меня забыли спросить?
– Меня тоже никто не спрашивал.
– Но теперь ты знаешь.
– И ты.
– А что подумают Энцо и Мауро? Они знают, что нам такое не по карману.
– Фрэнк не может платить за всех племянниц и племянников.
– Тогда почему он платит за Розеллу?
– Потому что из них она самая умная.
– Ты его об этом просила?
– Конечно нет!
– А что, если узнают остальные?
– Можем сказать, что она получила стипендию.
Тони замолчал. Эйлиш подумалось, что ему грустно и неловко при мысли, что за учебу дочери заплатит кто-то другой.
Тони вздохнул и придвинулся к ней ближе.
– Я не знаю, как об этом сказать, – прошептал он.
Эйлиш понимала: сейчас главное – промолчать, дать ему понять, что она не промолвит ни слова, не дождавшись продолжения.
– Это началось как шутка. Ты же знаешь Энцо с Мауро. – На мгновение Тони затих, словно не был уверен, стоит ли говорить. Голос дрогнул, затем набрал силу. – Они отпускают шуточки про тебя с Фрэнком о том, что вы чересчур много болтаете между собой, что он приносит тебе газеты и журналы, и удивляются, отчего он не заводит девушку.
– Фрэнк никогда не заведет девушку.
– Почему?
– Фрэнк из этих.
Тони затаил дыхание. Начал что-то говорить, запнулся.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам мне признался.
– Кто-то еще знает? Мама?
– Вряд ли.
– Ты можешь мне кое-что пообещать?
– Что?
– Что ты никогда больше об этом не заговоришь. Никогда. Ни со мной, ни с другими.
– Я и не собиралась.
– Нет-нет, я хочу, чтобы ты пообещала. Я должен быть уверен, что никто больше об этом не заговорит.
Адвокатская контора Фрэнка находилась в двадцати минутах ходьбы от Пенсильванского вокзала. В письмах мать часто расспрашивала Эйлиш о нью-йоркском шике, модных магазинах, небоскребах, ярких огнях, но дочери было нечего рассказать о большом городе. Она по-прежнему регулярно писала матери, вкладывая в конверты детские фотографии.
Этим летом матери исполнялось восемьдесят,
