меня.
Мама и Грета, конечно, тоже были там. Длинные тёмные волосы падали перед маминым лицом как занавес, такой густой, что её глаз было совсем не видно. С тех пор как это произошло, она не издала ни звука. Ни перед Гретой, ни передо мной, ни перед соседями, друзьями или коллегами отца по работе, которые теперь тоже собрались вокруг открытой могилы. Чёрная, унылая толпа, в которой слишком ярко выделялось моё ведьминское платье.
Грета беззвучно плакала, пока священник говорил то, чего я не понимала и не хотела понимать. Тётя Бланш, сменившая свой ослепительно-радужный тюрбан на простой антрацитовый, протянула моей сестре платок и хотела вложить такой же в руку и мне, но я не взяла.
Пошатываясь, я сделала несколько шагов вперёд, к самому краю ямы в земле, куда опустили папин гроб. Подошла к яме, в которой его собирались похоронить…
Ноги у меня заплетались, и я чуть не упала. Каждое движение вызывало острую боль в руке от пальцев до точки между лопатками. Рана была свежей, швы ещё не сняли. Боль напоминала, что я жива, даже если внутри меня всё оцепенело и умерло.
Я нагнулась, чтобы рассмотреть блестящую деревянную крышку гроба, на которой уже темнели комья грязи.
Из моего горла вырвался крик. Сначала я подумала, что всхлипнула. Но потом я поняла, что кричу. И не могу остановиться. Я хотела вернуть папу! Вдруг большая рука легла мне на спину. Это был дядя Жак, который внезапно встал рядом со мной, чтобы дать моему отцу что-то с собой в последний путь.
Тогда, восемь лет назад, я этого не понимала, потому что ещё не умела её видеть. Но теперь, во сне, я узнала то, что струилось из руки моего двоюродного дедушки и лилось, будто морось, на крышку гроба: нечто тонкое, серое и зловещее.
Это была пыль. Время, которое тут же образовало крошечный ручеёк, проложивший извилистую и блестящую дорожку по крышке гроба.
Я притихла.
Мы вместе смотрели на серебристый поток, и я задумалась, почему дядя Жак выбрал именно такое прощание.
Проснувшись, я обнаружила, что лежу, запутавшись в простынях, на своей кровати в комнате номер 32. Солнце светило сквозь давно немытое окно, заливая мою подушку тёплым сиянием. Мех крысы, свернувшейся у моей щеки, утром казался шелковистым, почти красивым. Когда я села, ушки зверька дёрнулись, но глаз он не открыл и остался дремать, а я отправилась в ванную, чтобы смыть под душем воспоминания о жутком сне.
Чуть позже я порылась в шкафу в поисках пары джинсов и клетчатой фланелевой рубашки, в которых, по словам Анны, выглядела как мальчишка. Однако мне нравилась мягкая ткань и свободный покрой, и чувствовала я себя в этом наряде просто классно. Да и большой нагрудный карман, казалось, был создан специально для моего нового друга.
Я решила назвать крысёнка Джеком, потому что пасть у него кривилась наподобие пиратской усмешки Джонни Деппа в фильмах «Пираты Карибского моря». Сунув Джеку под нос крошки овсяного батончика, который обнаружился в боковом кармане рюкзака, я наконец разбудила малыша и уговорила его залезть в карман
