как квартиргеры громко сзывали к порции: “Водку привезли! Кто хочет, ребята! Ступай к чарке!”. Никто не шелохнулся. По местам вырывался глубокий вздох и слышались слова: “Спасибо за честь! Не к тому готовились: не такой завтра день!”»[136]. Россию на Бородинском поле представляли не только солдаты и офицеры, но и добровольцы-ополченцы. Они явились на это сражение в национальном обличии: «На этом войске было две коренных принадлежности Руси: борода и серый кафтан; третья и важнейшая принадлежность Руси – христианской – был крест»[137].
Таким образом, Бородинское сражение представлено Глинкой не просто как военное, а как общенародное, национальное дело. Каковы же, по мнению декабриста, результаты этого сражения? «Механизм этой огромной битвы, – пишет Глинка, – был самый простой. Наполеон нападал, мы отражали. Нападение, отражение; нападение, опять отражение – вот и все! Со стороны французов – порыв и сила; со стороны русских – стойкость и мужество. Об этой битве можно сказать почти то же, что Веллингтон позднее сказал о битве при Ватерлоо: «Наполеон шел просто, по-старинному и разбит просто… по-старинному! Мы только должны поставить вместо слова “разбит” другое — “отбит”, и будет верно»[138]. Таким образом, как и другие декабристы, Глинка не считал Бородино победой русских, но он, как и они, не считал, что это было поражение. Но уже то, что русским удалось выстоять против Наполеона, можно считать нравственной победой.
Особое место в декабристских воспоминаниях о 1812 годе занимают «Записки» С. Г. Волконского. Волконский отказывается от попыток дать целостное осмысление Отечественной войны, ссылаясь на то, что «весь ход кампании многими подробно, хотя большей частью весьма пристрастно в пользу личностей написан». Декабрист предуведомляет читателя, что его рассказ будет только о том, чему он «был или участником или свидетелем»[139]. Поэтому его повествование приобретает характер подлинного документа, содержащего порой уникальные сведения. Так, например, обращает на себя внимание эпизод, когда еще в самом начале войны Александр I поручил полковнику К. Ф. Толю «тайно видеться с князем Иосифом Понятовским, командовавшим тогда одним из корпусов наполеоновской армии». Переодетый Толь отправился «к Понятовскому, с тем чтобы заверить его, что государь имеет намерение восстановить Польшу и что если он, Понятовский, согласится оставить Наполеона и тем увлечет за собою и польское войско, имевшее полное доверие к нему, Понятовскому, то Александр провозгласит его королем польским, выставляя это не за измену, но за содействие его к восстановлению отечества. Ответ Понятовского был отрицательный, и он сказал Толю, что благодарит государя за намерение, но что честь ему не позволяет принять предложение, а в удостоверение уважения и признательности государю он не даст гласности всему этому, и Толь возвратился»[140].
Почти всю войну Волконский воевал в первом партизанском отряде, созданным Ф. Ф. Винценгероде по поручению Барклая де
Там же. С. 303.
Там же. С. 291.
Там же. С. 330.
Там же. С. 191.
