толпы ноги его становились ватными и непослушными и бегать не хотели категорически.
На третий детдомовский Новый год Ромка научился хилять от ёлки. Он дожидался, пока перед входом в зал их пересчитают, а потом молча отцеплялся от своей пары Наташки и пятился до самой каморки. Пара Наташка никогда его не сдавала. Хорошая она девчонка, молчаливая.
Замок в каморке был постоянно сломан. То ли его по халатности никогда не чинили, то ли по чьей-то необходимости всё время ломали. На первый взгляд дверь вроде бы была закрыта. Но, Ромка знал, если ручку сначала потянуть вверх, а потом резко дернуть вниз – и вуаля, как говорила Шурочка. Можно было спокойно просидеть всю ёлку среди вёдер и швабр с тряпками, а потом так же незаметно влиться в группу, бочком-бочком к Наташке.
Пол-ёлки прошло, как примерно прикинул Ромка. Ещё пол-ёлки. Это хорошо. Ромка любил сидеть в каморке. Там можно было безбоязненно шалить. Ромка точно знал, что то, чем он занимался – это шалость, и при всех этого делать ни в коем случае нельзя. Потому что никто больше так не делал, ни дети, ни взрослые. Ромка давно научился это контролировать и позволял себе шалить только в каморке или на прогулке, когда ему удавалось остаться в одиночестве в самом дальнем углу двора.
В каморке, пока все сидели на ёлке, шалить можно было сколько угодно. Поэтому сначала Ромка взглядом сложил все тряпки в аккуратную стопочку. Потом повёл рукой – и швабры выстроились, как солдаты на параде. Ромка представил себя генералом в красивой фуражке, отдал солдатам честь и немножко помаршировал перед ними. Потом он представил, что швабры – это самолёты, и они летят бомбить логово врагов, а он главный наводчик всех бомбардировщиков и летит на самом первом самолёте. Полетать швабрам, правда, в каморке было затруднительно из-за тесноты, не то что палкам на улице. На улице в дальнем углу двора Ромка с лёгкостью заставлял летать целые эскадрильи палок, а один раз даже одним мановением руки поднял в воздух большущий камень. Правда, сам этого испугался и тут же уронил его со всего маху на землю, хорошо хоть, что не себе на ногу, да и вообще хорошо, что никто не видел. Иначе ему здорово попало бы за шалости. За шалости им всегда здорово попадало. Скорее всего, ему не разрешили бы посмотреть следующий длинный мультфильм в кинозале, а длинные мультфильмы Ромка очень любил, особенно музыку оттуда и песни.
Ромка как раз летел над тропическими островами, возвращаясь после удачной боевой операции против врагов, как дверь в каморку вдруг со стуком распахнулась, и внутрь ромкиного убежища ввалилась Лиса. Лиса была в короткой юбке, в шапочке с ушами (а на кончиках ушей были мохнатые кисточки, а сама шапочка завязывалась под подбородком на веревочку) и в кедах. Свой пушистый хвост Лиса держала в руках.
– Блины-оладушки, – сказала Лиса, и от неё пахнуло табаком, как от Сергей Ивановича. – Сколько раз просила пришить нормально. Чё делать-то теперь.
Лиса подняла голову и увидела Ромку. Ромка молча смотрел на Лису округлившимися от страха глазами и думал только одно – расскажет, и накажут.
– Привет, –
