ребячеством, он этой склонности уступил.
Они возвращались из деревни в прозрачных сумерках, держа перед глазами песенники, словно молитвенники, и распевали жалобную песню «Где ты праздновал, мой Гарри, светлый праздник без меня?», причем Дороти было велено умерять свою веселость, когда они доходили до особо трогательных мест.
– Это было волшебно! – заявила она, когда они уже почти дошли до тропинки, ведущей к дому мистера Фелла. – Я никогда не думала, что в Чаттерхэме столько интересного. Как жаль, что надо идти домой.
– Мне тоже это никогда не приходило в голову, – растерянно подтвердил он. – Только сегодня я это понял.
Они смотрели друг на друга, обдумывая это утверждение.
– У нас есть еще немного времени, – сказал он, как будто важнее этого ничего не было на свете. – Что вы скажете насчет «Розы Блумсбери-сквер»?
– О нет! Доктор Фелл – милейший старик, но должна же я хоть немножко подумать о своей репутации! Я и так видела, как миссис Грэнби, жена полковника, то и дело отодвигала занавеску, пока мы были в деревне. Кроме того, уже становится поздно.
– Ну и…
– Значит…
Оба они были в нерешительности. Рэмполу все казалось нереальным, сердце его колотилось в бешеном ритме. Желтые краски вечернего неба у них над головой померкли, только на западе залегли пурпурные полосы. Аромат цветущего кустарника сделался почти непереносимым. Ее глаза, такие яркие, живые, были в то же время подернуты пеленой – может быть, печали? Они были устремлены на его лицо, словно пытаясь что-то в нем найти… Он смотрел только в них и тем не менее каким-то образом почувствовал, что ее руки тянутся…
Он схватил и сжал эти руки.
– Позвольте мне проводить вас до дома, – с трудом выговорил он. – Позвольте мне…
– Эгей, это вы? – раздался зычный голос со стороны дорожки. – Остановитесь, подождите минутку!
У Рэмпола екнуло сердце – это было почти физическое ощущение удара. Он весь дрожал; держа ее за руки, он чувствовал, что и она тоже вся дрожит. Этот голос ворвался в их мир в момент такого сильного эмоционального напряжения, что они не сразу пришли в себя, но потом Дороти рассмеялась.
На дорожке перед ними вдруг появился, тяжело отпыхиваясь, доктор Фелл, а за ним какая-то фигура, показавшаяся Рэмполу знакомой; да, это был Пейн со своей изогнутой трубкой в зубах. Было такое впечатление, что он ее жует.
Страх… он снова вернулся к нему после нескольких коротких часов…
У доктора было очень серьезное лицо. Он согнулся, чтобы перевести дыхание, опершись бедром на одну палку.
– Мне бы не хотелось тебя тревожить, Дороти, – начал он, – и я знаю, это запретная тема, однако сейчас такой момент, что нужно говорить прямо…
– Ч-ш-ш, – остановил его Пейн. – А как же… мм… гость?
– Он
